— Да откуда вы знаете? — спросила она потрясенно.
— От Пушкина, — призналась я. Анисья, разумеется, приняла это за шутку. И уже хотела было расколоться, но помешал перфоратор.
Если вы когда-нибудь сами делали ремонт или ваши соседи делали ремонт, вы меня поймете. Разговаривать в такой обстановке совершенно невозможно. Тем более делать признания. Как можно откровенничать, перекрикивая дрель? Я это прекрасно понимала, поэтому сказала:
— Идем!
— Куда? — растерялась она.
— Куда угодно. Хоть в машине посидим.
— Мне одеться надо!
— Ну так одевайся!
На улице и в самом деле было прохладно, а Анисья разгуливала по дому в шелковом халатике с короткими рукавами. Я с неприязнью смотрела на темно-синий шелк, расписанный павлинами. Анисья невольно подбирала одежду в тон своему настроению. На голове у нее тоже красовался павлиний хвост, прихваченный какой-то экзотической заколкой с обилием стразов. Ей всегда было жарко, да и топили здесь хорошо. Не тащить же мне ее на холод с голыми руками и ногами? Я не садистка, просто хочу справедливости. Я не собираюсь садиться на пятнадцать лет за преступление, которого не совершала.
Она скрылась в спальне, а я стала ждать ее в прихожей. Итак, «а» сказано. Следователь был прав, когда намекнул мне: «Не все так однозначно». Братья в Анжелу не стреляли. Анисья не стала это отрицать. Осталось только узнать, где Анжела. Неужели все это было задумано лишь для того, чтобы надолго засадить меня в тюрьму? Ничего себе способ получить развод! Я подозревала, что у меня есть могущественный враг, но он еще, оказывается, человек с богатой фантазией!
— Готова?
— Да, Зинаида Андреевна. Готова.
Она стояла в коридоре с огромной сумкой в руке. На мой вкус, с таким «ридикюлем» надо за картошкой на рынок ходить, а не в кафе с подружкой чайку попить. Но это на мой взгляд. Анисья же принимала то, что еле держала в руке, за дамскую сумочку.
— Может, в кафе? — робко спросила она. — Чего в машине-то сидеть? Не лето!
— А я печку включу, — сказала я сквозь зубы.
— Зинаида Андреевна, я еще не обедала, — заныла Анисья.
— Халявщица ты! — рассердилась я. — Ну да ладно. Я тебя накормлю. Если только ты мне все расскажешь без утайки.
— Да расскажу я. Всю правду. Как на духу, клянусь!
— Идем!
Мы спустились на первый этаж. Мне не терпелось начать разговор прямо в лифте, но я подумала, что неплохо было бы записать ее признания на диктофон. Его я на всякий случай захватила с собой. Но мне надо незаметно его включить, кто знает, захочет ли Анисья, чтобы ее записывали? Лучше это сделать тайно. Поэтому в лифте я молчала, она тоже.