Что касается моего внешнего вида — да пусть смотрит! На мне было красивое платье, волосы тщательно уложены, лицо умело подкрашено. Когда знаешь, что вскоре можешь всего этого лишиться, используешь любой повод принарядиться, даже ужин с нелюбимым супругом. Он, кстати, мои старания не оценил. Проглотил две ложки тыквенного супа и уставился, не моргая, змеиным взглядом, словно гипнотизируя меня. Вот же рептилия!
— Что с тобой, Иван? Пересолено?
— Я… неважно себя чувствую, — сказал он вместо «милая, ты замечательно выглядишь». Эгоист чертов.
— Сердце? — сочувственно спросила я.
— Только не делай вид, что тебе меня жалко, — поморщился Иван Иваныч.
— Ты все еще мой муж. Кстати, документы на развод готовы?
— Над ними работают мои адвокаты, — проскрипел он. Я невольно поежилась: потянула сквозняком. Царев в своем репертуаре.
— Передавай им привет, Иван. Я даже не буду это читать, так что не старайся. Подпишу, и все.
— Надо учесть все нюансы.
— Какие нюансы могу быть у ноля? Ноль с плюсом или ноль с минусом?
— Я всегда ценил твое чувство юмора, но в данном случае оно неуместно. Речь идет о серьезном деле: о разводе.
— Мы обо всем договорились. Тебе все — мне ничего. Я же сказала, что согласна.
— Ты подозрительно себя ведешь, Зинаида.
— Я подозрительно себя веду?! — Я чуть не расхохоталась. — Да побойся бога, Иван! Я осталась без копейки и нахожусь под следствием. Меня кругом обложили, словно волка красными флажками, и все, что я могу, — это скалить зубы и ждать, когда охотник всадит в меня пулю.
— Я не верю, что ты смирилась. Куда ты сегодня ездила? — спросил он подозрительно.
— Навестила свою давнюю подругу.
— У тебя нет подруг.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю про тебя все.
— Ешь лучше суп, Иван. Или, хочешь, я положу тебе брокколи? Анюта! Неси скорее горячее! — Я обернулась к дверям, где замерла навытяжку прислуга.
— Нет! — вздрогнул муж.
— Что с тобой? — заботливо спросила я. — Ты не хочешь есть?
— Скажи мне правду. Я за этим тебя сюда и позвал. А вовсе не… — он судорожно сглотнул. — Не брокколи есть.
— Как ты жесток! Тебе даже капусты для меня жалко! Впрочем, мне это только на пользу. Моей фигуре.
— Зинаида! Немедленно прекрати! Я не желаю вести разговор в таком тоне!
— Я желаю.
— Ты… — он замешкался. — Ты целиком и полностью от меня зависишь. Я требую отчета в твоих поступках! — взвизгнул он. — В каждом!
— Ну хорошо. Я ездила к Анисье.
— Зачем? — уставился он на меня. Его кожа была похожа на пергамент, безжизненная, сухая. Скулы обтянуты, щеки ввалились, а губы превратились в две тоненькие ниточки. Тем не менее он хотел жить, хотел один владеть многомиллионным состоянием, сидеть на сундуках с золотом, жуя брокколи и хлебая диетический тыквенный супчик.