— Лука, ложись в кровать!
А может, не так уж и хорошо.
Естественно, Лука ничего не ответил. Клара подошла, положила руку ему на плечо:
— Идем спать, уже поздно.
Она знает. Уже все знают.
Куда идти? Проклятый город. В каждом уголке полно сплетников.
Лука медленно встал, даже не взглянув на жену. Обул ботинки, стоявшие рядом с диваном, взял со стола бумажник, молча вышел из дома. Клара окликнула его. Лука осторожно, почти бережно закрыл за собой дверь. И побежал. Внезапно перед ним появилась лодка. Вроде бы случайно. Лука запрыгнул на борт. Открыл каюту и улегся на кушетку. Под ним, в ящике лежала майка. Белая майка с красно-голубым восточным узором. Она не принадлежали ни ему, ни его отцу, ни Ане, никому из тех, кто был сейчас в Макарске. Майка просто была там и приносила покой, даже если Лука ее не доставал. Этого он не выдержал бы. Нельзя вдыхать скрытый в ней аромат жизни. Чего доброго, нахлынут картины, образы, нет, нельзя. Зато находиться рядом необходимо. Лука был настоящий мастер придумывать себе наказания. Он осмотрелся, его взгляд упал на ящик с красками. Лука вскрикнул. Схватил коробку и хотел выбросить в море. Содержимое рассыпалось, кисточки, банки, краски, тюбики, стеклышки полетели на иол. В припадке гнева Лука выкидывал каждый предмет прочь из каюты. Некоторые падали в спокойную водную гладь, другие с грохотом ударялись о палубу. Жизнь кончена. Никогда больше он не будет рисовать. Он недостоин. Живопись — подарок жизни. А он мертв.
Мокрый от пота, Лука, весь дрожа, сел на лестницу каюты и заплакал.
В то время как весь мир, удивляясь и отчасти пугаясь, праздновал объединение двух немецких государств, Дора и Жанна сидели в «Жюль Берне», одном из самых дорогих парижских ресторанов на втором этаже Эйфелевой башни, и поднимали бокалы в честь Дориного двадцативосьмилетия. Шел 1990 год.
— За тебя, та cherie. И за то, чтобы следующие годы были такими же удачными, как этот!
Щеки Жанны порозовели, она плохо переносила алкоголь. Всего один бокал вина, и ей уже было трудно вспомнить собственное имя. Поэтому Дора внимательно следила за ней. Только один бокал. И то только потому, что у Доры сегодня день рождения, за прошедший год она получила две театральные награды и на прошлой неделе приступила к репетициям нового спектакля. Для нее роль Мэгги в пьесе Теннесси Уильямса «Кошка на раскаленной крыше» была настоящей мечтой. Брика играет Филипп Дедье. Дора была счастлива. Она знала его еще по академии, он заканчивал учебу, когда Дора поступила на первый курс. Она видела все спектакли с его участием. Потом он исчез с парижской сцены, пытался сделать карьеру в Нью-Йорке, но уже год как вернулся и блестяще сыграл Гамлета. А теперь они будут играть на одних подмостках. Она была взволнованна. В прошлую пятницу после репетиции они выпили вместе по бокалу вина. В его глазах так явно читалось желание, что, рассказывая об этом на следующее утро Жанне, Дора не переставала хихикать, словно школьница после первого поцелуя. Жанна разделяла ее радость. А как же иначе? Они ведь по-прежнему оставались лучшими подругами, как раньше, когда проводили дни в парке Монсо.