Он стоит передо мной, уже, конечно, успел переодеться и залечить шрамы - пижамные брюки и футболка, широкие плечи, широкая грудь - взрослый мужчина, которому ничего не стоит справиться со мной, задохликом. Да со мной и справляться не надо - мне только скажи пару слов про благо магического мира и спасение человечества - и я готов. Как оказывается, даже развести ноги …
- Иди сюда, - говорит он, у него, как всегда, ровный, бездушный, ничего не выражающий голос.
С чего бы ему беспокоиться? Он выполняет долг, я послушен, все идет согласно его плану. У него в руках баночка с мазью, видимо, для моих порезов, которые после купания даже и не кровоточат. Конечно, он же вылил туда заживляющий бальзам…Я подхожу, смотрю, как он медленно набирает мазь на пальцы и аккуратно проводит по местам порезов на моем теле - правое плечо, потом левое, потом два на груди и последний, там, где сходятся ключицы. Я не могу видеть, как он дотрагивается до меня, сглатываю и опускаю глаза.
- Не больно? - спрашивает он. Какое ему дело?
- А тебе-то что? - хрипло шепчу я.
- Поттер, - он отступает на шаг назад, прищуривается и, наконец-то, смотрит на меня с так давно ожидаемым презрением. - Давайте уже без драм.
Вот, теперь он говорит те слова, которых я ждал от него с самого начала. Которых я, по его мнению, заслуживаю.
- Если Вы помните то, что я говорил вам перед началом ритуала, нам еще предстоит провести какое-то время вместе, желательно в постели, желательно даже касаясь друг друга. От успеха ритуала зависит Ваша жизнь, жизни Ваших друзей, уничтожение крестражей ну и масса прочих обстоятельств, если они Вас, разумеется, волнуют. Так что возьмите себя в руки и укладывайтесь.
- Конечно, как скажешь, - хриплю я, продолжая называть его на «ты». - Может быть, тебе еще и отсосать для успеха ритуала?
- В этом нет необходимости, Поттер, - говорит он холодно. - И прекратите нарываться.
И дальше он говорит мне что-то о жалости к себе, которой я упиваюсь, о моей незрелости, о том, что не надо ввязываться в решение задач, которые мне, сопляку, не под силу. О том, что никакой трагедии со мной не случилось. Что есть понятие долга… Но я его не слышу. У меня в ушах будто нарастает глухой рокот, и вместо его слов я слышу голос мамы. Там, на том моем дне рожденья. И вижу ее за столом в саду, в кремовом платье с оборками. И уже ложатся вечерние тени, и пахнет созревающими яблоками. И скатерть с ажурными краями. Мама встает, поднимает бокал с искрящимся шампанским и говорит: «Ты будешь самым-самым счастливым, Гарри, любимый, обещаю!» И отец, и Сириус, и я, и дядя Ремус поднимаем бокалы, мы чокаемся. Да, мама, я самый счастливый, а жить тебе осталось всего ничего. Я люблю тебя, хоть ты и не выполняешь обещаний…