- Мистер Поттер, - наконец, произносит он, - видимо, Вы, окруженные всеобщей жалостью и вниманием, не даете себе труда думать о последствиях Ваших поступков. Пренебрегаете требованиями, которые для всех остальных являются обязательными, потому что знаете в глубине души, что Вас пожалеют, и Вам все сойдет с рук? - он чуть склоняет голову на бок, видимо, ожидая моего ответа.
Но я молчу. Что я могу ответить? Да, окружен. И жалостью, и вниманием. В конце-концов, весь август во всех газетах только и писали о трагической гибели аврора Поттера, его жены и ближайшего друга. Разве это так ужасно, что меня жалеют? Мне шестнадцать, в свой день рождения я потерял родителей и Сириуса. Это что, так сложно понять?
- Я, я не…, - способность к связной речи покидает меня окончательно под его холодным взглядом.
- Что я не? - издевательски переспрашивает он. - Я не хотел, не думал, не знал? Вы не думали о том, мистер Поттер, - продолжает он, отходя от окна и подходя ближе ко мне (холод, отчужденность, почти парализующий страх…) - что не только Вы, великий герой, потеряли этим летом своих близких?
Не только я? Вот ведь черт! Я понял, кого он имеет в виду. О рейдах авроров против Упивающихся газеты тоже писали, так что я сейчас припоминаю, что у Панси Паркинсон вроде как погиб брат, а еще у кого-то со Слизерина то ли отец, то ли мать. Но ведь…
- Но ведь они были Упивающимися, сэр…
Он смотрит на меня с таким презрением, что мне кажется, оно просто стекает по моей фигуре. Прищуривается, жестко так смотрит мне в глаза.
- Я Вас уверяю, мистер Поттер, для тех, кто потерял своих близких, абсолютно безразлично, на чьей стороне они сражались.
Что ж, с ним все ясно! Хорошо, что я теперь знаю врага в лицо, что он вот так просто поднял забрало! Он Упивающийся и даже не скрывает этого! Думаю, взгляд мой из потерянного и виноватого тоже сейчас становится твердым.
- Я не разделяю Вашего мнения, сэр, - говорю я ему в лицо, объявляя войну.
- Думаю, мне это безразлично. Сегодня будете мыть Большой зал под руководством мистера Филча. Вам ясно? Магглы говорят, что труд даже из обезьяны сделал человека.
- Да, сэр. Я могу идти?
Да, я могу идти. Он еще что-то говорит мне о том, что еще одна такая выходка, и я буду учить Защиту исключительно по книгам, но мне на это совершенно наплевать. Моя жизнь только что обрела смысл и перестала течь унылым безрадостным потоком мимо меня. Я обрел врага, настоящего, из плоти и крови, в отличие от далекого Волдеморта вполне доступного для моей ненависти. Я рад. Мне стало легче дышать. Может быть, он был среди тех, кто напали на наш дом в тот день? Я же могу так думать?