Когда я вновь остаюсь один, в моей голове начинает роиться втрое больше мыслей и вопросов.
Ведь жилось же мне спокойно все предыдущие семнадцать лет, и я наивно полагал, что так будет всегда.
Сообразив, что если я пробуду наедине со своими размышлениями ещё хотя бы минуту, то целой моя голова точно не останется, я ничего не придумываю лучше, как спуститься на первый этаж и объясниться с семьёй.
Как только я оказываюсь в гостиной, то сразу же натыкаюсь на недовольный взгляд отца. Он отвлекается от разговора с Сириусом, тот прячет за пазуху сложенный лист пергамента и спешит оставить нас наедине.
- Ты должен пойти и извиниться перед мамой, - произносит отец серьёзным тоном.
Не глядя на меня, он поднимается с дивана и подходит к каминной полке, без особого интереса разглядывая наши семейные колдографии.
- За что? - спрашиваю я бесцветным тоном.
Папа вновь устремляет на меня тяжёлый взгляд поверх круглых очков.
- За своё утреннее поведение, - отвечает он тоном, не терпящим возражений.
Я помню всего один случай, когда отец разговаривал со мной так, как сейчас. Много лет назад, когда я учился на первом курсе. Были Рождественские каникулы, и мне пришло в голову полетать на метле. На улице - жуткий мороз, время перевалило за полночь, темно, хоть глаз коли. Несмотря на мамины запреты, я всё же выбрался на улицу тайком. Когда я пролетал низко над крышей дома, край тёплой мантии зацепился за флигель. Метла по инерции резко дёрнулась вверх, я мгновенно соскользнул с наполированной ручки, кубарем покатившись вниз по кровле. Каким-то чудом я успел ухватиться за покрывшийся льдом водосток и избежать падения.
После этого случая отец впервые в жизни повысил на меня голос. Сейчас-то я понимаю, что в нём говорил страх за моё здоровье, но тогда это было весьма обидно.
Обычно мама отчитывала меня за непослушание, которая, как любая нормальная мать, втройне переживает за своё чадо. Особенно если оно такое взбалмошное, каким я был в детстве.
Вплоть до сегодняшнего дня она может прикрикнуть на меня, сделать замечание, или ещё что-то в этом роде.
Отец же, по сути своей, не такой строгий. Скорей всего, в нём осталась та несколько легкомысленная жила ещё со времён Хогвартса, капелька безрассудства и радужное виденье окружающего мира. Конечно, повзрослев и обзаведясь семьёй, он стал намного серьезней и ответственней. Но, видя меня, свою точную копию, он закрывает глаза на мою необузданную и независимую натуру. Потому что где-то в глубине души он испытывает гордость за меня, за то, что я пошёл по его стопам и, как результат, являюсь лучшим ловцом Хогвартса, за нашу неразлучную Гриффиндорскую троицу, напоминающую ему о школьных временах Мародёров. Он гордится всем этим, естественно, втайне от всегда строгой и рассудительной мамы.