Последнее ядро французов, настигшее галеон, угодило в середину кормы, оставив на память о себе третью пробоину, заделать которую испанские моряки уже не смогли. Кроме того, судно почти перестало слушаться руля, и лишь мастерство матросов, лавирующих оставшимися парусами, спасло корабль от гибели.
Дотянув до уходящей далеко в море лесистой косы, они сумели обогнуть ее и потом еще с огромным трудом довести до залива у форта Викингберг. На мель неподалеку от пристани корабль осел уже настолько затопленным, что, казалось, им управляет не человек, а Нептун.
– Я, конечно, дырявый башмак повешенного на рее, а не командор, если позволил лягушатникам и этим наемникам из дикой степи погубить всю свою эскадру, – взрывался сиплым басом дон Морано, спускаясь с корабля последним, вслед за раненным в руку боцманом. – Но это не помешает мне поджарить двоих наших пленников на остатках последней уцелевшей мачты галеона.
– Смею заверить, сеньор командор, что это неслыханная честь для них, – согласился боцман, оступаясь на последней ступени полуразрушенного трапа, – которой удостаивался далеко не каждый капитан пиратского корабля.
– О пиратах в моем присутствии не вспоминать, понял, ты, полусгнивший киль недостроенного старого корыта? Лучше приведи обоих пленников ко мне в «береговую каюту». Мачту прикажи срубить и вкопать вон на том холме. И позаботься, чтобы на ней остались две хорошо закрепленные реи.
– К которому часу она должна быть готова?
– К вечеру. Огонь создан Господом для озарения темноты и просвещения заблудших. Если только я верно разобрался в премудростях Библии и всех прочих святых писаний.
– Вы лучший их толкователь, командор.
Родана и Шкипера привели и поставили перед командором. Дон Морано грузно восседал на столе, словно на троне, а ноги в подгоревших расползшихся сапогах – командор прожег их, пробегая через пылающую палубу – покоились на перевернутой кверху дном пустой бочке.
– Ближе, – скомандовал он, впиваясь в обоих пленников таким взглядом, словно окатывал их тела расплавленным свинцом.
Матросы подтолкнули пленников к командору.
– Еще ближе.
Их подтолкнули остриями ножей, загоняя лезвия под лопатки.
Командор вынул из ножен абордажную саблю и острием ее приподнял подбородок Родана.
Он мог бы изрыгать ругательства. Выспрашивать, почему этот чужеземец прошел через все муки только для того, чтобы, соврав, испытать такие же пытки, только еще более изощренные. Он мог проткнуть ему глотку и напиться его крови, как пьют ее крестьяне в баскских селениях из рассеченной глотки жертвенного быка. Однако поход и вся та ненависть, что накопилась в нем, настолько измотали дона Морано, что уже не хватало сил ни на допросы, ни на проклятия. А мгновенная смерть пленников от его руки была бы слишком великодушной, по сравнению с тем, что в действительности уготовано этим двоим бродягам.