Прохоровское побоище. Штрафбат против эсэсовцев (Кожухаров, Пфёч) - страница 44

Он подвел меня к подоконнику и приказал:

– Упор лежа принять! Самый интеллектуальный вариант: ноги на подоконнике. Руки – на полу!

При третьей попытке я ударился лицом о кафельную плитку. Сапоги соскользнули с подоконника, и я свалился, обливаясь потом, безвольный и обессиленный и услышал проклятый голос:

– Ну, Ницше? Вы что-то ищете? Хэй-я – это что, мы начали вечернюю молитву?

И мне захотелось встать. Я был готов, прикончен и тем не менее хотел подняться. Зачем? Неужели я такая бесхарактерная свинья, что со мной можно делать все, что угодно? Лежи, приятель! Прикинься обессиленным! Вытошни свое бешенство на кафельный пол. Хрипи, стони, закати глаза!

– Может быть, вам при ваших поисках еще что-нибудь вспомнилось?

Этот голос – эта проклятая цитата! Да что ему надо от меня, этой свинье, этой собаке?

– «Будь благословенно то, что делает твердым!» – Я встал!

– Хорошо, Ницше! Ваша неисчерпаемая сокровищница цитат просто не дает застать вас врасплох! – Его улыбка стала четче: – «Знание – сила!» Так или нет?!

Тогда я должен был взять две деревянные табуретки. На одной – ноги, на другой – руки, и снова отжиматься, и снова приседать. И я снова упал с табуреток и остался лежать, как мокрая тряпка.

– Вы не хотите больше или не можете больше?

«Господи, прекрати, чтобы я больше не слышал этого проклятого голоса. Прекрати все! Наконец, прекрати!»

– Да ответьте же, наконец, Ницше!

Я снова поднялся? Неужели я все еще не был прикончен? И вдруг осталось только бешенство! Бессильное, жгучее бешенство и желание вышибить прикладом из проклятого голоса усмешку. Разбить в крошево эту морду! Забить проклятого унтершарфюрера Ауэра до смерти!

– «Если идешь к женщине, не забывай плетку!»

Неужели это был я? Этот хрип, но я совершенно не хотел – я хотел этой сволочи, этому садисту размозжить башку. Я хотел. А потом услышал его смех. Он прислонился к стене и смеялся, смеялся, как и говорил, тихо, цинично, надменно, и я слышал этот смех, который, как казалось, мог принадлежать только ему, настолько громким и раскатистым, как будто смеялась целая рота.

– К женщине! – раздался пискливый хохот. – Да, Ницше, к женщине, и не забудь плетку. Это надо себе представить! – Он почти задыхался и хватал ртом воздух, как будто это он, а не я отжимался и приседал.

– Отправляйтесь в «Берлинер иллюстрирте цайтунг» в качестве эротической карикатуры, и вы получите бешеные деньги! Эх, мальчик, мальчик, идите отсюда, Ницше! Исчезните, чтобы я вас больше не видел, а то я досмеюсь до колик!

Два приятеля отнесли меня в спальное помещение. Уни сказал: