— Если бы мне удалось создать свою орду, которая господствовала бы между ордами перекопского мурзы и Буджакской, то, во-первых, я обезопасил бы бахчисарайский трон. Во-вторых, дал бы понять Турции, что сила Крыма значительно возросла и султану придется иметь дело с еще одним правителем, который к тому же, — едва притронулся Карадаг-бей к локтю Хмельницкого, — рассчитывает на союз с казаками. А главное, повел бы сильную интригу против правителя Буджакской орды. Заставив его, для начала, изгнать или казнить всех сторонников Махмуд-Гирея, а затем предъявил бы свои права на буджакский трон, предложив объединить две орды в могучее степное ханство.
— В крайнем случае, этот трон можно было бы добыть и саблей, — сказал Хмельницкий, — опять-таки при поддержке казаков.
— Кажется, мне пришлось сказать вам значительно больше того, чем вы имели право знать, господин полковник.
— На Востоке, как, впрочем, и на Западе, такое признание заставляет настораживаться. Зато теперь я понимаю, чего вы добиваетесь, с кем связаны и каким образом следует находить с вами общий язык. Затевая наш союз, мы оказались в равных правах и почти в равных возможностях. А равенство всегда укрепляет доверие.
Они вышли из подземелья, и Хмельницкий сразу же направился к довольно просторному балкону, с которого открывался вид на горы. На вершинах еще кое-где лежал снег. Ветер, прорывавшийся откуда-то из-за хребта, еще бредил зимой, но Хмельницкий довольно долго стоял на нем, вдыхая его студеную влагу, как вдыхают ветер опасных странствий и недолгой свободы.
Пока его глаза отдыхали здесь от мрака подземелий, в замок прибыл гонец от хана.
— Полковник, сегодня вам вновь предстоит лицезреть сиятельного правителя Крыма, — объявил Карадаг-бей, выслушав гонца прямо посреди двора.
— Когда и где? Ведь скоро стемнеет.
— В обители князя Кремидиса.
— Почему не здесь?
Карадаг-бей воинственно рассмеялся.
— Я тоже не раз задавался подобным вопросом. Пока мне не подсказали, что хану не нравится мой замок.
— Его европейский стиль?
— Тем, что он выглядит куда более мощным и роскошным, нежели его собственный.
— Тогда вам лучше уходить в степь. И предаваться прелестям шатерного бытия.
— Или же совсем не уходить, — по-рысьи сузились глаза Карадаг-бея.
Карета принца де Конде, сопровождаемая большим эскортом кирасир из личной охраны, влетела во внутренний двор королевского дворца с такой стремительностью, словно оказалась в авангарде армии, ворвавшейся во вражескую крепость.
Предупрежденная о прибытии с фронта главнокомандующего, Анна Австрийская наблюдала за его появлением в Лувре, стоя у небольшого окошка-бойницы, у которого в дни своей молодости не раз с трепетом ожидала возвращения Людовика XIII. Какими сладостными были минуты этого тайного созерцания! Когда король даже не догадывался, что она наблюдает за его возвращением во дворец, поскольку Анна Австрийская всякий раз успевала добраться до своего будуара, в котором государь обычно и заставал ее «в полном неведении» за чтением книг или задремавшей — от долгого и томительного ожидания — в глубоком кресле.