— А я и не верила, что корабль, на котором ушел в море полковник Гяур, погиб, — стоически молвила Диана.
— Почему не верили? Считаете его бессмертным?
— Понимала, что это всего лишь слухи. Они не вызывали у меня ничего, кроме чувства горечи за тех, кто столь легко отрекался от этого мужественного воина, командира наемного легиона. Не знаю, как это объяснить, но была уверена, что Гяур жив.
— Подобная вера ждущей женщины всегда вызывает уважение, — холодно процедил королевич.
— Хотите сказать, что известие о воскрешении полковника вас не радует? Или, наоборот, воодушевляет на такие же подвиги? Именно это вы желаете поведать мне, будущий полководец Речи Посполитой?
— Полковник ушел на одном корабле, а возвращается на трех. Об этом только что сообщил гонец, примчавшийся из форта Мардик, у стен которого два корабля князя задержались, поджидая третьего, получившего повреждение в бою с английской эскадрой где-то в районе Грейт-Ярмута [16].
Графиня закрыла глаза и, запрокинув голову, невидяще всматривалась в нависавшие над ними небеса, одновременно благодаря и проклиная их за все те мучения, которые они доставляют ей, бросая храброго воина Гяура то в одну часть Европы, то в другую. Диана плохо представляла себе, где может находиться этот Грейт-Ярмут, но это не помешало ей спросить:
— Как он мог оказаться там? Уж не собирался ли князь идти походом на Лондон?
— Я не удивился бы, узнав, что этот безумец уже восседает в тронном зале Вестминстера. Но пока что, повторяю, выйдя в море на одном корабле, он возвращается в Дюнкерк на трех. И то лишь потому, что еще как минимум четыре корабля, не считая мелких суденышек, сжег в гавани Викингберга. А чтобы комендант де Мовель не усомнился в почтительном отношении князя, решил явиться к нему в сопровождении шести пленных испанских офицеров во главе с генералом Кастильеро. Представляю себе, как испаноненавистник де Мовель будет тронут таким визитом.
Все еще не опуская запрокинутой головы, графиня открыла глаза и улыбнулась одной только ей понятной, загадочной улыбкой. Она гордилась своим степным рыцарем, как способна гордиться лишь безоглядно влюбленная женщина.
— Надеюсь, вы говорите об этом без зависти?
— Почему же без зависти? Я ведь и сам воин и не могу не позавидовать храбрости и удачливости этого наемника. Другое дело, что в данном случае моя зависть озарена уважением, а не очернена ненавистью.
— Ну да, ну да… — отрешенно как-то согласилась де Ляфер, — так ведь, собственно, и должно быть.
— Вы сведете меня с Гяуром, графиня?
— Ваши слова — просьба или вопрос, мой принц?