Жизнь на краю земли (Кусто, Паккале) - страница 117
Мы ускользнули из-под их бдительного надзора, уйдя на зодиаках на встречу с возвращающимися с охоты кауашкарами, — вряд ли это пришлось бы им по душе. Мы, изучая местные морские экосистемы, неоднократно совершали погружения под воду в запретных проливах… Но научные исследования требуют большего времени и большей свободы действий. Я доволен нашей экспедицией, но в то же время огорчен, что мы не нашли ничего, кроме нескольких индейцев, находящихся на грани отчаяния и полного исчезновения в стране, которой угрожает хаос.
Теперь «Калипсо» покинет этот необыкновенный край гранитных скал и водопадов, где течет самая чистая в мире вода.
С грустью я отдаю приказ о подготовке к отплытию.
В сердцах кауашкаров больше не горит огонь независимости. В них были подавлены и желание жить, и стремление к деятельности, и жажда справедливости, и чувство гордости. Морским кочевникам нет дела до государственного переворота: белые принесли им только унижения и смерть; смерть и унижения белых их не касаются. Впрочем, я не очень уверен, что они вообще обратили внимание на ходившие слухи. Чилийская государственная политика их не интересует и ничуть их не волнует.
Они как будто уже не живут в этом мире. Видимо, скоро придется говорить «последний из кауашкаров», как раньше говорили «последний из могикан»…
Что происходит в душе таких Хосе Тонка, Хосе Лопесов, Панчоте (старик-строитель каноэ) в то время, когда вырождается их народ?
Может быть, они с тоской мечтают о празднествах былых времен, которые устраивались вокруг туши выбросившегося на берег кита? Или вспоминают, как охотники, ярко раскрасив тело в красный, черный и белый цвета, надев на голову шапочку из перьев и украсив шею ожерельем из ракушек, принимались петь и плясать, доводя себя до исступления — так, что хватали горящие головни и клали их в рот?
А может быть, они думают о тех счастливых временах своей молодости, когда для лечения им не нужны были лекарства европейцев, когда они залечивали свои раны и снимали жар с помощью настоек коры дерева канело и сами вправляли вывихи и переломы, используя лубки из тростника, когда они успешно снимали боли в животе, накладывая крапивный пластырь? Разумеется, эти средства были примитивными, и не столько лечебными, сколько скорее магическими. Но они — верный признак того, что народ еще не утратил самосознания и надежд на будущее.
Честно говоря, мне кажется, что старики Пуэрто-Эдена уже ни о чем не могут думать, кроме жизни и смерти.
Жизнь в их лачугах вот-вот угаснет. Все реже появляются на свет дети. Индейцы умирают один за другим, но никто не рождается им на смену. Кто еще сегодня смог бы соблюсти древний обряд рождения, когда мать роженицы отрезала кусочек пуповины и вывешивала его на хижине, мать ее матери уносила послед и прятала его в болоте, а женщины, принимавшие роды, передавали изо рта в рот немного воды, которой последняя и окропляла новорожденного?