Жить одним днем стало привычно и удобно. «На мой век хватит», «После нас хоть потоп», многие, очень многие живут этими мыслями. Мог бы и он жить так же? А почему бы и нет? Позади остались тяжелые девяностые годы, когда от вечного безденежья ушла жена. Ушла и безвозвратно исчезла. И она, и ребенок. Сколь он ни пытался ее разыскать – все безуспешно. Сгинула в круговерти лихих лет, словно и не было. И мать, и многочисленные родственники давно ее оплакали, а он все надеялся… Не хотел верить в то, что лежат его дорогие в какой-нибудь канаве, присыпанные тонким слоем земли, убитые просто так, по пьяному недоразумению, или глубоко запрятаны их тела в темном лесу, а извлеченные из них органы исправно работают на какого-нибудь толстосума. Не хотел верить. Не мог. Хотел, чтобы они были живы. Он бы даже предпочел, чтобы они находились все эти годы в темных подвалах, в неволе у современных рабовладельцев. Пока человек жив – его не должна покидать надежда. Тогда, в девяностые, Аркадий Петрович с трудом выжил, сам едва не сгинул, но выдержал, сумел вырваться, не скатиться в липкую пасть алкогольного забытья, не подался в бандиты, а ведь звали. Отказался. Завел свой бизнес. Нашлись суки, обложили данью, как всех… Платил, как не платить, и не потому, что боялся оказать сопротивление, не видел смысла. На смену одним пришли бы другие, еще более наглые и ненасытные. Устоялось. Сейчас у него есть все: дом, квартиры, машины, солидные счета в банках, но не было и не могло быть одного – счастья. Семьи он так и не завел. Да и принесла бы ему счастье новая семья? Может ли быть счастлив патриот, когда его Родина обливается кровью, когда слава ее втоптана в грязь, честь попрана, враги открыто торжествуют, а люди… Люди некогда величайшей страны мира, превращенные пропагандой в пьяную электоратную массу, прячутся в свой кокон и предпочитают ничего не видеть, не слышать? Уже много, много лет в душе Северова вместо некогда царившей гордости за мощь своей страны поселились горечь и боль. И еще тоска… Тоска от собственной беспомощности и невозможности сделать ответный шаг, отомстить измывающимся над Родиной оккупантам и предателям.
«Если есть на свете Бог, – иногда Аркадий Петрович начинал апеллировать к высшим силам, – то еще попомнятся ИМ наши слезы».
Сжав кулаки, он представил час отмщения, и на его губах появилась печальная улыбка. Никакая месть не могла воскресить ушедших, никакая месть не могла восстановить порушенное, никакая месть не могла вернуть счастье людей. Но зло не должно избежать расплаты, иначе… Он не додумал, автомобиль выскочил на трассу, ведущую к городу. Северов вдавил педаль акселератора, и обочина замелькала со все увеличивающейся скоростью, встречный поток машин ослепил светом, забрызгал лобовое стекло грязевыми брызгами, огни каменных пещер становились все ближе. Решив, что дома ему сегодня делать нечего, Аркадий Петрович свернул в переулок, ведущий к головному офису его фирмы.