Я подошла уверенной походкой. Не могу передать, какое ощущение счастья я испытала, видя, как он трепещет.
— Боже мой, сударь! — чуть не задохнулся Леон. — Я уже имел несчастье встретить эту девушку…
— Каково! Имел несчастье! — захохотал мой брат. Я тоже не удержалась от смеха.
Леон пришел в полное замешательство. По мере того, как он терял присутствие духа, я все больше его обретала; я смеялась от всего сердца, по-детски откровенно, испытывая неведомые раньше чувства и не подозревая, что в таком веселье слишком много от самолюбования. Смущение Леона перешло в грусть; он был еще так молод — ему только что исполнилось восемнадцать; его смутил такой насмешливый прием, и он не знал, что сказать.
— Ну, — поинтересовался брат, — так что же произошло?
Леон мне нравился именно таким — робким и смущенным, а потому я не захотела прийти ему на помощь; наконец он справился с собой и пробормотал тихим умоляющим голосом:
— Я встретил барышню, закутанную в плащ… Принял ее за простолюдинку и спросил дорогу на кузницу…
— И конечно, малопочтительным тоном? — уточнил брат.
— Не думаю, что я нагрубил… Но, вы же знаете, как принято…
— О да, — опять рассмеялся мой брат, — в наших краях принято обращаться запросто, а потому частенько кричат: «Эй, девушка!»
— Да, сударь.
— Ну что ж, принесите сударыне свои извинения; уверен, она их примет.
Господин Бюре удалился с довольно безучастным видом, оставив нас с глазу на глаз. Леон не смел взглянуть на меня; его замешательство зашло так далеко, что начало передаваться и мне; покраснев, он вдруг закатал рукав, отвязал маленький волосяной шнурок и протянул его мне.
— На том месте, где мы разговаривали, — вымолвил он, — вы обронили этот браслет; думаю, я должен его вернуть…
Хотя я и не придавала никакого значения этой потере, мне показалось, что признание несколько запоздало, и я не удержалась от замечания:
— И когда же я его уронила?
— Я видел, как он упал, когда ваша ручка выглянула из-под плаща.
— И ничего не сказали?
— Я не решился! По вашей белоснежной и тонкой руке я сообразил, что ошибся… Это тогда я назвал вас сударыней… И потом, после такого вольного обращения я не знал, как опять заговорить с вами… К тому же, когда я подобрал браслет, вы были уже далеко!
— И если бы вы меня больше не встретили, вы оставили бы его себе?
Леон виновато потупился, покраснев еще больше, и ответил, извиняясь за проступок, которому ни он, ни я еще не придавали значения:
— Я думал, браслет ничего не стоит…
— Для вас — может быть; но для меня… Я сделала его из своих волос в день свадьбы моей сестры и ношу его с тех пор.