Но для своей конечной победы они сами больше всего сделают тем, что уяснят себе свои классовые интересы, займут как можно скорее свою самостоятельную партийную позицию».
Когда Виллих и Бауэр ушли, Фридрих, оставшись наедине с Карлом, сказал:
— Приехал Бартелеми. Бежал до суда из тюрьмы Бель-Иль-ан-Мер. Он находился в камере рядом с Бланки.
— Бартелеми? Что же, этот мрачный парень снова бредит террором? Боюсь, если он не образумится, то бессмысленно сложит голову на плахе.
— Да, пожалуй. Бартелеми уже отсидел десять лет за никому не нужное убийство полицейского. Жаль, что у бланкистов он усвоил только их ошибки. Однако, как показали июньские дни, он превосходный, испытанный баррикадный боец.
— Скорее заговорщик по профессии. В организованном им «Клубе баррикад 24 февраля» этот парень показал полное невежество в какой бы то ни было теории и опасную путаницу в понимании революционного движения. Он легко может стать орудием любой провокации. Тем не менее он, видимо, честен в своих заблуждениях и отчаянно смел. Надо попытаться вернуть ему голову.
Пока Маркс и Энгельс говорили о Бартелеми, сам он находился неподалеку от лондонского порта на улочке Вест-Индских доков, в кабачке Джонатана Брауна.
Неизвестно откуда пришел в английскую столицу кабатчик. Он переменил немало разных профессий, прежде чем осуществил свою мечту — основал большой кабак в лондонских доках.
Лицо Джо Брауна перекроили неисчислимые драки, запойное пьянство, наркотики, морские ветры и кораблекрушения. Каждая из десятков стран, мимо которых проходят английские корабли, пометила его. Он привез в лондонские доки низкий раболепный поклон содержателей опиекурилен Гонконга, прищуренный, настороженный взгляд японцев, изощренную ругань английских чиновников в Бомбее. На лице кабатчика, огромном и рыхлом, как разваренная свекла, торчал отталкивающий нос со сломанной переносицей, свисающий продолговатым комком мяса и кожи к развороченному отвратительному рту.
В пивной Джонатана Брауна было всегда людно. Безработный грузчик огромными руками, привыкшими поддерживать многопудовые тюки колониальных товаров, осторожно подносил ко рту маленькую кружку нива, купленную на последний пенс. Его жена, с лицом узким и желтым, как подгнивший банан, жадно следила за его движениями в надежде, что и ей останется немного. Матросы, только что покинувшие пароходы, пришедшие из Норвегии и Китая, грубо прижимали к себе золотушных накрашенных девиц и угощали их виски. Табачный дым заволакивал пивную, скрывал деревянный потолок и стены.