— Какой гусак? — удивился Павел.
— Так вы ничего не слышали? Хмелянчук, говорят, домой пришел.
— Хмелянчук? Не может быть?
— А кто его знает… Паручиха заходила сюда за мукой, говорила, будто ее детишки видели его у избы.
— Хмелянчук… Ишь ты! И откуда он взялся? Выпустили его, что ли?
— То ли выпустили, то ли сам сбежал, кто знает?
Они задумались. Что же это такое? Возвращается все минувшее. Сколько уж времени, как они и думать забыли о Хмелянчуке, и вот он снова здесь, снова появился в деревне. Словно в знак того, что все, изменившееся с приходом Красной Армии, теперь не в счет и возвращаются все старые порядки, словно никогда не проносилась освежающая гроза, принесшая деревне новую жизнь.
— А может, это еще и неправда? Мало ли чего ребятишки наплетут… Увидели кого-нибудь возле его избы, и сейчас — Хмелянчук.
— Может, и так… Но только кому бы там быть, кроме него? К бабе его ведь никто не ходит… А его по рыжей башке узнать нетрудно.
— Если пришел, так покажется же где-нибудь.
— Да уж если пришел, так небось не без умысла… А может, и выдумали ребятишки.
Так они и разошлись, не зная, чему верить. Но Хмелянчук действительно был уже здесь. Однажды вечером, когда его старуха шла в хлев кормить уцелевшего поросенка, она встревожилась, заметив мелькнувшую за сараем темную фигуру. Кому бы это вертеться вокруг их двора? Народ тут такой, что ничего хорошего от него не жди, а дурного дождаться недолго. Она поставила корыто с вареной картофельной шелухой и, вытирая руки об юбку, будто ненароком — так, мол, иду поглядеть на реку, — медленно подошла к углу своего дома. Так и есть, у забора стоял кто-то, не то нищий, не то странник. Уже смеркалось. Она сперва различила только рваную кацавейку и ноги в холщовых обмотках, обвязанных бечевкой.
«Вор, должно быть… Высматривает…» — подумала она с испугом. Но, набравшись храбрости, крикнула:
— Чего вам?
Оборванец подошел поближе. Не веря глазам, она попятилась и вскрикнула.
— Не ори! — шепнул тот. — В избе никого нет?
— Господи Исусе, да ведь это Федя!..
— Федя, Федя, — бормотал он, озираясь. — Что ты, не могла забор хоть колом подпереть?
— Так это снегом… снегом забор повалило, — шептала она, в замешательстве продолжая вытирать о передник уже давно сухие руки.
— Свиньям несешь?
— Какие там свиньи, один поросенок остался… — И вдруг опомнилась. — Господи Исусе, Федя, Федя, живой, здоровый… Федя! — Она кинулась к мужу и всхлипнула, стремительно обхватив его руками. — Господи, а я уж думала тебя убили, замучили, не вернешься уже ко мне… Ой, Федя!
— Тише, баба, а то народ сбежится. В избу пойдем. Работник дома?