Бурая болотная гладь, покрытая кочками и редкими худосочными деревцами, на подъемах сменялась сушью, затем снова тянулось трясина с вязкой, шатающейся под ногами гатью и отвратительно зудящими комарами, на которых никто не обращал внимания, все смотрели под ноги – не утонуть бы. Бывали случаи – сколько хочешь. Идущий впереди Найден шагал уверенно, почесывая иногда обожженную руку. Кривился, но, оборачиваясь иногда, улыбался, подмигивал Малене – так звали ту сероглазую девушку, челядинку Борича, что едва не сожгла его в костре прошедшей ночью.
– А здорово ты на меня накинулась, – выбравшись на сухое место, улыбнулся Найден. – Думал – все, погибну.
– Прости меня, господине.
– Да сколько тебе говорить – не зови меня так. – Найден нарочито нахмурился. – Еще раз назовешь – прогоню точно. Иди куда хочешь. Поняла?
– Поняла, го… Найдене.
Тиун довольно сощурился:
– Вот так-то лучше будет, дева. Говоришь, гадом ползучим оказался Борич?
В темно-серых глазах Малены блеснули слезы.
– Еще каким гадом, – прошептала она. – Ты даже не знаешь каким.
– Не плачь, дева. – Найден погладил девчонку по плечу. – Ужо возвернемся, все припомним Боричу, все.
– Не надо ничего припоминать, – дернула плечом Малена. – Пускай живет, как жил. А я… Не вернусь я боле в Ладогу.
– Что ж, в лесах жить будешь?
– Может быть, и в лесах.
Найден ласково потрепал девушку по волосам, взял в руку замотанное тряпицей запястье:
– Это Борич тебя так?
– Боричево все – на спине, – мрачно усмехнулась Малена. – Хватает в Ладоге гадов. Особливо ночью. Спускалась к пристани, вдруг как выскочит из-за амбара какой-то. Мелкий, мозглявый, голова, словно бубен, круглая. Еле вырвалась. А его хорошо царапнула – в следующий раз будет знать, плюгавец!
Найден одобрительно засмеялся. Улыбнулась и Малена, практически она рассказала тиуну все, исключая самое главное – случившееся с Боричем. Жив ли тот? Вряд ли. Да если даже и жив – обратно в Ладогу путь заказан. Хорошо, хоть встретила этих, не то б сгинула в лесах или вот в болотах этих.
– Страх-то какой кругом, – подвигаясь поближе к Найдену, призналась она. – Одни трясины.
– Скоро к Сяси-реке выйдем, – пообещал тиун. – Сясь – это по-весянски «комар».
– Уж вижу, что комар, – улыбнувшись, Малена ловко стукнула парня ладонью по лбу. – Глянь, какой здоровый! У, кровососище.
Путники расположились на невысоком, поросшем осиной холмике, торчавшем посреди трясины горбом гигантского тритона. Разложив костер, сушили онучи, варили мучную похлебку. Кто и задремал уже, подставив лицо выглянувшему из густого тумана солнышку, кто – как Малена с Найденом – разговаривал о чем-то негромко, Никифор молился, а трое молодых артельщиков – Ярил, Овчар и Михря – метали на щелбаны ножик. Лоб Михряя уже был красен изрядно.