– А вот ужо, – нервничая, суетился он. – Ужо попаду во-он в ту осину.
– В этакую-то и слепой попадет.
– Да ну вас…
Размахнувшись, отрок метнул нож, и тяжелое лезвие, дрожа, воткнулось в ствол.
– Ага! – возликовал Михряй, побежав за ножом. – Ну, готовь лоб, Овчаре!
Подбежав к дереву, отрок выдернул нож. Вся коpa старой осины желтела порезами.
– А тут, похоже, и без нас кидали.
– Чего ты там застрял, Михря? Ножик не вытянуть? Сейчас поможем.
Отрок обернулся:
– Да не надо. Гляжу, тут уж кидали ножики.
– Ну, конечно, кидали, – подошел ближе Овчар. – Думаешь, ты здесь первый? Ого… И в самом деле истыкано.
– Бона порезы какие!
– Постой-ка! – Овчар всмотрелся внимательней. – Да нет, не порезы это, Михряй. Похоже – буквицы. А ну-ка, зови Найдена с Никифором.
– Это не простые буквицы, – оглядев кору, задумчиво промолвил монах. – Это руны – норманнские письмена. Интересно, кто и зачем их здесь вырезал?
– Боюсь, это мы вряд ли когда узнаем, – усмехнулся Найден. – Ну, пора в путь. Надо добраться до сухих мест к вечеру.
И снова путники зашагали вперед, через трясину, только теперь в выцветшем полинялом небе жарко палило солнце.
– Ух, и зной же. – Михря вытер лоб рукавом.
– Не останавливайся, Михряй, – обернувшись, крикнул ему Зевота. – Остановишься – болотные чудища враз утащат в трясину.
Отрок поспешно запрыгал по кочкам, время от времени испуганно поглядывая на трясину.
Прокса-челядин, посланный Ирландцем за Боричем – куда-то запропал тот, что такое? – подойдя к воротам, гулко забарабанил в них обоими кулаками:
– Отворяй, тиун-батюшка, боярин зовет!
– Кто это? – вздрогнул сидевший у очага Истома. Борич Огнищанин почесал перемотанную тряпицей голову, скривился:
– Видно, хозяин прислал кого-то. Впущу. – Он поморщился, встал и, пошатываясь, вышел во двор.
Истома выскочил следом:
– Погодь, друже. Не надо бы, чтоб он меня у тебя видел.
– Так спрячься вон за столбиками. Войдет – выйдешь.
Скрючившись, Мозгляк затаился подле ворот. Видел, как, отворив створку, Огнищанин впустил посланца – худющего отрока со смешными оттопыренными ушами.
– А ведь подходящий парень! – выходя из ворот, сообразил Истома. – И слаб – вон от ветра качается – такого враз спеленать можно. – Он обрадованно потер руки. – Чтоб придумать только? Вон, возвращается уж…
– Отроче, отроче, – скрючившись, жалобно позвал Истома.
Прокса оглянулся:
– Чего тебе, дядько?
– До постоялого двора не доведешь ли? Я, вишь, плоховато вижу. Обол ромейский дам, ужо.
– Обол? – Прокса заинтересованно подошел ближе, спросил недоверчиво: – А покажи обол-то?
– Да вот он, смотри. – Истома раскрыл ладонь. – Видел? – Да уж видел. А не обманешь?