Выйдя на дорогу, подруги тотчас же разошлись, каждая в свою роту.
— Сюда, сестра, к нам! — услышала Ольга и подошла к бойцам, стоящим около плетня. Это была ее вторая рота.
— Ну как, барышня, выспались? — бойко спросил молодой солдат с озорным широкоскулым лицом.
Ольга строго сдвинула брови:
— Я не барышня вам, а младший сержант медицинской службы!
Солдат оглядел ее с головы до ног, чему-то про себя ухмыльнулся, но тут же сделал серьезное лицо:
— Извините, товарищ младший сержант!
Ольга прошла вперед, несколько смущенная своей строгостью. Сзади кто-то серьезно и с уважением заметил:
— С принципом девушка.
— По первости! — возразил озорной голос. — А там, гляди, сядет к кому-нибудь на повозочку…
«Вот и не сяду! Весь марш буду в строю идти!» — упрямо сказала себе Ольга и широкими шагами, не выбирая, где посуше, вышла в передние ряды.
А сзади продолжали говорить о ней:
— Вы, ребята, ее не обижайте! — поучал солдат из пожилых. — Ранят в бою — еще молиться на нее будете.
— Уже молюсь! Без боя! — перебил все тот же озорной голос.
— Я тебе всерьез говорю, — строго сказал пожилой, — и чтоб при ней никакой этой словесности.
— А ежели, Григорий Михайлович, к примеру, пушку из грязи тащить. Разве тут без этого обойдешься?
— Обойдешься! Гастев у нас обходится же.
— Гастев — человек еще необразованный, не обучен этой самой словесности. А я вот без нее никак не могу: привык.
— Ничего. И тебе язык почистить пора. Это не курево, отвыкнуть можно. В какое время живешь?
— Конечно, культура требует… — нехотя подтвердил озорной голос.
Раздалась команда. Разговор замолк. По чавкающей грязи рота зашагала вдоль улицы.
На сером, цвета шинельного сукна, небе робко, как-то краешком, выглянуло заспанное, неяркое солнце. Оно медленно освобождалось от пухлого, словно ватного, утреннего тумана, которым, как огромным одеялом, была покрыта холодная рассветная степь.
Третьи сутки полк, сменившись со своих прежних позиций, шел ускоренным маршем. Направление было необычным: полк двигался на восток. Туда же день и ночь шли танки, артиллерия.
Можно было только догадываться, что полк, как и многие другие части, идет на Корсунь-Шевченковский. Там, со всех сторон стиснутые советскими войсками, бешено бились, стараясь вырваться, десять немецких дивизий: одиннадцатый корпус генерал-лейтенанта Штеммермана и сорок второй корпус генерала Маттенклота.
Еще совсем недавно германское верховное командование возлагало большие надежды на группировку войск, в состав которой входили ныне окруженные корпуса. Оно рассчитывало улучшить стратегическое положение гитлеровской армии и поднять дух немцев, оскудевший после Сталинграда.