— Да там эти длинноволосые с гитарами орут, слова не скажешь, не поговоришь… Кончай, Федя, не зарывайся, мы в садике потихонечку. Давай я возьму.
— Я возьму, — твёрдо сказал Кузьмич. Ему было жаль упустить такую возможность.
Первый раз в жизни Кузьмич брал выпивку в ресторане, впервые он брал без очереди. Как только он, не взирая на тихо ропщущую очередь, подошёл к стеклянной двери и постучал, откуда-то снизу возник швейцар — одних примерно с ним лет. Он прислонился к стеклу, рассмотрел Кузьмича и, кивнув ему, как старому знакомому, громко лязгнул запором. Пропустил Кузьмича, придерживая за локоть, отвёл в сторонку, подальше от стеклянных дверей, к низким, обитым красным бархатом скамеечкам, и, пока вёл, приговаривал:
— Как так? Как так и не заходите?.. Обижаете…
Кузьмич решил, что его принимают за другого, неблагоразумно промолчал.
Швейцар сел рядом с Кузьмичом на красный бархат и тронул его за коленку.
— Как здоровье-то? — спросил швейцар шёпотом и пощекотал Кузьмичу ухо табачным усом.
— Хорошо, — шёпотом ответил Кузьмич. От швейцара пахло заграничными сигаретами и свежими огурцами.
— Ну и слава богу, слава богу, — сообщил швейцар. — А наверх не ходи, сегодня Зинка лютует. А главное — здоровье. Сейчас весна — витамины нужны, — по секрету сказал швейцар. — А Зинку никакая чума не возьмёт. Она этих витаминов налопалась на два года вперёд, и всё равно другим в рот смотрит. Зависть. А всё равно помрёт. — Швейцар засмеялся с тихим свистом, и Кузьмичу сильно захотелось свежих огурцов.
В дверь постучали. Кузьмичу показалось, что швейцар, как дремлющая собака, слегка шевельнул ухом, но оглянуться не счёл необходимым.
— Есть виски, — ещё более глубоким шёпотом сказал он.
— А водка есть? — спросил Кузьмич.
Швейцар посмотрел на свои электронные часы и покачал головой.
— Теперь не дадут. Зато в висках — ноль семьдесят пять. Что же ты без портфеля?
— Да вот, собирались второпях… — соврал Кузьмич.
— У меня пакетик есть, — сказал швейцар и достал из кармана полиэтиленовый пакет с олимпийским медвежонком. — Давай денежки.
— Послушай, — Кузьмич сглотнул слюну, — а нельзя там… огурчика, колбаски — закусить.
— Сделаем, — подмигнул швейцар, уважительно принимая четвертак.
Швейцара не было долго. В дверь постоянно стучали, и Кузьмич забеспокоился. Он понимал, что надо что-то дать, и не знал сколько, потому что не знал, сколько это всё будет стоить. Ему сильно хотелось свежих огурцов, и он переживал, что не сказал швейцару про соль, потому что без соли и хлеба — это не огурец. Он переживал за Митьку, думая, что тот переживает за него. «Нужно было вдвоём пойти и посидеть по-человечески; и огурцы — хочешь с маслицем, хочешь со сметанкой, а хочешь так — на тарелочке, а теперь надо пить из горла, а эти виски — чёрт их знает что такое…»