А затем у нее появились близнецы, и ничто другое не стало иметь для нее такого значения. Ее миром стала детская комната, а не поле битвы. А Тони стал еще больше гордиться своей молодой женой.
А затем он внезапно умер – ей принесли его алый мундир и шпагу для сыновей – и Грейс-Энн вместе с сыновьями и вещами погрузили на следующий корабль, сопроводив, волей-неволей, в дом приходского священника в Уэрфилде. Никто не спросил ее мнения, никто не дал ей выбора. Теперь она жила дома в деревне Уэрфилд, в графстве Уорик, вернувшись к роли послушной дочери своего отца, исполнительной компаньонки своей матери. Но Грейс-Энн все еще оставалась матерью Уилли и Лесли, и это никогда не изменится. Она сбежит в Америку вместе с мальчиками, прежде чем позволит какому-то надменному аристократу хотя бы положить руку на голову одного из них.
Конечно же, ее могут ожидать трудности и приобретением билетов, учитывая, как мало монет ей удалось отложить из жалких грошей, выдаваемых ее отцом. Она и ее сыновья живут за счет его благотворительности, не уставал замечать экономный викарий, и Грейс-Энн, естественно, верила в то, что это правда. Никто никогда не обсуждал с ней денежные дела, но она предположила, что ее вдовья доля оказалась ничтожной, так как у нее не было приданого. Тони обычно гладил ее по руке и заявлял, чтобы она не забивала свою хорошенькую головку такими скучными темами. Викарий сказал ей, что те деньги, на которые она могла иметь право, едва покрывали расходы, а совсем небольшая часть была отложена на образование детей.
Так что Грейс-Энн никогда не просила денег для себя. Она сшила траурные платья из самого прочного черного материала, с тем, чтобы они прослужили как можно дольше, и обходилась без всех тех безделушек, которые воспринимаются как сами собой разумеющие другими женщинами ее возраста. Вдова также пыталась отплатить услугами за те средства, которые так неохотно тратил ее отец. Она делала красивые копии проповедей викария, причем половина их была написана ею. Она взяла на себя приходские обязанности своей матери: навещала бедняков и больных, вела классы воскресной школы и женские комитеты. Грейс-Энн даже сделала попытку научить Пруденс благоразумию [3]. При этом она пыталась управлять скудно финансируемым домашним хозяйством с нехваткой слуг.
Между делом, она училась управлять своим неуживчивым отцом. Кажется, у викария всегда находились деньги для собственного комфорта и научных интересов, так что Грейс-Энн упражнялась в тонкой форме вымогательства.
У нее было бы больше времени помогать ему, объясняла Грейс-Энн, если бы она смогла нанять надежную няню для близнецов. В самом деле, она сможет даже начать составлять каталог его драгоценной коллекции религиозных книг. И если подумать, ведь с более внимательным присмотром, чем под блуждающим взглядом Пруденс, мальчики никогда не смогут снова забрести в его библиотеку, чтобы поупражняться в рисовании на последней проповеди. А что касается новой повозки с пони, которую просила Грейс-Энн, то, видит Небо, она смогла бы выполнять свои поручения среди прихожан и в деревне намного быстрее, чем если будет ходить пешком. Она сможет развести шесть банок супа тем, кто не выходит из дома, остановиться у мясника, забрать почту, убедиться, что братья Ригг знают об изменениях в репетициях хора и успеть вернуться домой вовремя, чтобы помочь кухарке приготовить ленч. И, самое главное, она сможет брать с собой тараторящих, непослушных маленьких обезьянок – своих детей. Грейс-Энн получила повозку. И деньги на карандаши и бумагу для мальчиков, чтобы они не пользовались принадлежностями викария, и пенни на лакомства, чтобы они так часто не путались под ногами кухарки в кухне. Конечно же, мальчикам следует теплее одеваться, ведь они приехали из более жаркого климата Пиренейского полуострова. Их дедушка не захочет, чтобы они подхватили инфекционные болезни, не так ли? Услуги доктора так дорого стоят.