Впрочем, очень скоро мы убедились, что язык торговли известен повсеместно. За свои серебряные монеты мы получили горячую еду и даже некоторое количество зеленого вина, на которое тут же наложил лапу Финн. Еще больше нас обрадовала весть о том, что лед на Азове начал таять. Это означало, что скоро освободится и узкий проход в Черное море.
— Вот она, наша дорога! — радовался Гизур. — Теперь мы сможем плыть, куда пожелаешь, ярл Орм.
— Ну да, — подтвердил Онунд, но тут же оговорился: — Но от берега лучше не удаляться. Лично я не доверяю этой долбленке.
Поутру мы принялись загружать купленные припасы на струг. Я все время поторапливал побратимов, сердце у меня было не на месте. Этой ночью мы, наконец, похоронили братьев Бьорнссонов. Я позаботился переодеть их и завернуть в холстину прямо на глазах у хазар. Пусть видят, что мы не кладем никаких ценностей в могилу. Плохо, конечно, что братья отправятся в Вальхаллу без дорогого оружия и серебряных браслетов… Зато можно надеяться, что никто не потревожит их покой после смерти. Я торжественно пообещал передать долю Бьорнссонов их безутешной матери. Так что, думаю, души братьев остались довольны.
Квасир остался с нами, хоть я и не уверен, правильно ли мы поступили. Ясно, что до Эстергетланда мы его не довезем. А когда еще представится возможность похоронить побратима по-человечески, неизвестно. Но, в любом случае, последнее слово в этом деле за Торгунной. А она так и не пришла в себя. Когда я заглянул в ее уголок, она лежала — в лице ни кровинки — и вроде как спала. Мы так и перенесли ее спящей на палубу.
Нам пришлось попотеть, чтобы вывести струг на середину реки. Хазары провожали нас, как дорогих гостей. Все взрослые собрались на берегу и с улыбкой махали вслед, тут же с визгом носились дети и кидали в воду мелкие щепочки.
Медленно, с усилием погружая весла в темную ледяную кашу, мы выгребли из протоки. Прибрежный пейзаж изменился: вместо песчаных отмелей теперь по берегам тянулись довольно густые ивовые и березовые рощи. Я стоял на носу судна до тех пор, пока хазарский стан не скрылся из вида. Затем обернулся и едва не налетел на маленького Олава. Оказывается, все это время он стоял рядом, завернувшись в плащ и глядя вдаль через мое плечо. Его разноцветные глаза загадочно мерцали.
— Тебе чего? — спросил я, полагая, что мальчик до сих пор переживает из-за Финновой затрещины. — Знаешь, не обращай внимания на его манеры. Нрав у него, конечно, крутой… Но он все равно любит тебя.
— Нет, — покачал головой Воронья Кость, по-прежнему всматриваясь в даль. — Финн меня не волнует — когда-нибудь я вырасту и возьму с него виру за этот удар. Сейчас меня больше интересуют птицы…