Единственный осколок прежней жизни… Мягкое, пушистое существо, с которым можно было грустить вместе об ушедших туда, где облака бледно-розового цвета. «Ах, Тобиас, как же я не уследил-то за тобой! И куда ты рванулся, дружок? Пытался найти их там, на улице? Перестал верить моим обещаниям, что завтра они вернутся?
Я надеялся, что ты забудешь, Тобиас. Или смиришься с тем, что никогда больше они не появятся в этой квартире.
Завтра я снова пойду тебя искать, Тобиас, потому что без тебя стало совсем невмоготу».
Завтра он его найдет.
Обязательно.
Он обойдет все дома, расклеит объявления… Куда он мог деться, этот Тобиас, Лизин любимец?
И поймал себя на мысли, что он хочет найти не только Тобиаса. Еще ему хочется снова встретить ту странную девушку. Меняющую свой лик, как луна… То женственную, беззащитную и богатую особу, то девочку-подростка в старых джинсах и смешной куртке с огромным капюшоном…
От этого ему стало стыдно. Он не имеет права думать о других женщинах. Есть Таня. И Лиза. Они все еще есть… Вокруг него. Рядом с ним. Превратились в души, сбросили телесные оболочки, как надоевшие платья, но это ничего не меняет.
Он знал, что душа важнее тела. Хотя бы потому, что теперь вокруг все говорили об обратном. И жили для тела, продавая самое дорогое, что у них есть, за гроши…
— Как жить, Господи? Подчиниться им — или остаться собой?
Раньше он знал, что никогда не подчинится им. А теперь, когда не было больше Лизы и Тани, он стал слабым. И все чаще и чаще появлялся в голове вопрос: стоит ли с ними бороться, если они победят? Если зло сильнее? Если два урода могут запросто убить двух прекрасных женщин и остаться безнаказанными?
Чего стоит этот мир, усмехнулся он. Чего он стоит, если все так. Если бы он мог все вернуть…
Но в том-то и дело, что ничего он, вернуть не может. Даже Тобиаса…
— С кем это я разговариваю? — сказала Люська, рассматривая потолок. — Если задуматься, то моя речь напоминает глас вопиющего…
Женя сидела, погруженная в свои мысли. Ольга же просто «обогащала свой птеродактильный уровень» чтением какого-то незамысловатого шедевра в яркой мягкой обложке.
А Люська, обрадованная тем, что наконец-то может показать подругам, как она выросла на курсах психоаналитиков, рассказывала им что-то очень умное, употребляя загадочные и непонятные слова.
— Не кощунствуй, — сурово сказала Ольга. — Вопиющий в пустыне в отличие от тебя говорил мудро, незамысловато, не употребляя матерных слов…
— Какие это матерные слова я употребила? — испугалась Люська.
— Типа «фрустрированное сознание», — напомнила Ольга. — Ты сказала, что у Женьки от свалившихся на нее несчастий рецидив фрустрированного сознания. Это что за хрень такая? Кто угодно обидится на такое измышление…