Королева. «Ах, бедная Офелия!.. Что ты поешь?»
Офелия. «Что я пою?.. Послушай, какая песня…»
Но далеко за морями
В страшной он лежит могиле.
Холм на нем лежит тяжелый.
Ложе — хладная земля…
Король берет ее за руку… «Что с тобой, милая Офелия?»
Она переводит на него немигающий взгляд, в котором застыл ужас воспоминания, и равнодушно отвечает:
«А что я?.. Ничего… Покорно благодарю… Знаете ли, что совушка была девушкой… а потом стала совой…» — таинственно сообщает она, озираясь, приложив палец к губам. И вдруг опять тоска в лице, какой-то проблеск сознания: «Ты знаешь, что ты теперь… Да не знаешь, чем ты будешь…»
Какой скорбный голос! Какое страдающее лицо!.. Но не успели смущенно переглянуться король с королевой, как снова скачок мысли, снова пустой взгляд и легкомысленный смех.
«Здравствуйте!.. Добро пожаловать!» — говорит Офелия и чинно приседает.
«Бедная! Она не может забыть отца», — замечает взволнованный король.
Но Офелия лукаво грозит ему пальцем. На губах ее блуждает бесстыдная улыбка. Она весело лепечет:
«Отца?.. Какой вздор!.. Совсем не отца… А видите что… Она пришла на самом рассвете Валентинова дня и говорит!..»
И она опять поет, с чувственным блеском в глазах, со страстными жестами:
Милый друг, с рассветом ясным
Я пришла к тебе тайком,
Валентином будь прекрасным!
Выйди… Здесь я под окном…
Он поспешно одевался…
Тихо двери растворил…
Быть ей верным страшно клялся…
Королева смущена. Король говорит: «Полно, Офелия!..»
Вдруг лицо ее искажается. Взгляд углубился. Встали призраки воспоминаний и закивали ей из мглы бледными ликами… Она поет:
Другу девица сказала:
«Ты все клятвы изменил.
Я тебя не забывала,
Ты за что ж меня забыл?»
Друг с усмешкой отвечает:
«Клятв моих я не забыл…
Разве девица не знает?
Я шутил, ведь я шутил…»
Трагическим воплем срываются внезапно эти слова… Высокая нота звучит раздирающе, словно крик боли. Точно кто-то раздернул завесу. И безумная увидала прошлое: свое короткое счастье, свои разбитые иллюзии… И всем до единого зрителя в огромном театре становится понятным это банкротство женской души, живущей одной любовью. И гибнущей, когда любовь уходит.
Схватившись за голову, Офелия рыдает.
Трепет пробегает по толпе зрителей. Королева закрывает лицо. Король испуганно спрашивает придворных:
«Давно ли она так больна?»
Офелия поднимает голову. На губах еще застыла гримаса страдания. А сознание уже уходит из взгляда. Это опять тот же пустой взор, бессмысленно скользящий по предметам… Она прислушивается, озирается. Церемонно подбирает шлейф платья.
«Все это будет ладно, поверьте, — говорит она солидным тоном. — Только потерпите»…