Он подошел к постели и безмолвно опустился на колени.
— Ты?.. Ты?.. — крикнула она, протягивая руки.
Но жестокая боль раскаленным обручем сжала ее голову. И задыхаясь, она упала навзничь.
Тогда он обнял ее и прислонился виском к ее виску.
Блаженная улыбка раскрыла ее губы. О, как тепло, как отрадно! Как смиряется боль под его горячим и нежным прикосновением. О, милый, милый… Чей это пульс бьется в виске? Ее или его?.. О, счастье! Если б не двигаться, лежать так часами… так забыться… перейти в Вечность…
Он сидел у ее постели весь день в полумраке, не выпуская ее руки. Он менял компрессы, подавал ей лекарство, поил ее с ложки лимонным соком и черным кофе. Он был нежен, как девушка, и мягки были его прикосновения. Но не было у него лишних вопросов, ненужных движений, женственной суетливости и растерянности. Когда боль возобновлялась, и Надежда Васильевна начинала стонать и метаться, он опять обнимал ее, ложился головой на подушку, согревал ее висок жаром своего прикосновения, своего дыхания. Он без числа осторожно и мягко целовал пульсировавшие виски, дергавшиеся веки. И опять затихала боль. И наступало сладкое забвение.
Ни одного вопроса. Ни одного намека на происшедшее. И это глубокое молчание, и эта задумчивость…
Что он думал? Что он чувствовал?
Весь он был тайной для нее.
Только когда наступила ночь, Надежда Васильевна заснула крепким сном. Боль прошла.
Хлудов тихонько освободил свою отекшую руку и встал. Все члены его онемели. Он только сейчас почувствовал, что ослаб, что голоден. Он не ел с утра.
В городском саду он сел за столик и поужинал в одиночестве.
Когда он собирался расплатиться, он увидал приближавшегося Бутурлина.
Мгновенно изменилось лицо Хлудова. Бутурлин с удивлением отметил, какой острой враждебностью сверкнул взгляд обычно спокойных темных глаз.
«Ага!.. Тем лучше!.. Есть ревность, значит, есть и страсть. Я боялся, что он только позволяет любить себя».
— Вы ничего не имеете против моего общества? — любезно спросил Бутурлин, поднимая шляпу… — Человек, вина!.. Какое вы предпочитаете?
— Благодарю вас. Я не пью.
— Да… да… вспомнил… Не пьете и не курите… Словом… без слабостей… sans peur at sans reproche, как Баярд… Ха!.. Ха!.. Право, я не шучу… В вас есть что-то рыцарское… что-то от средневековья… Это редко и… пленительно… За ваше здоровье!
Хлудов холодно поклонился. Бутурлин залпом выпил стакан.
— Надежде Васильевне лучше? — внезапно спросил он и зорко уставился в лицо Хлудова, давая ему понять этим вопросом и интонацией, что ему все известно.
Длинные ресницы Хлудова опустились, и спокойно прозвучал ответ: