— Вы распахнете перед нею двери?
— Да-с… И распахнем! Во всяком случае, мы не втопчем ее в грязь за измену… В нашем лексиконе нет даже этих слов… Вы любите женщину как наслаждение и собственность. Мы любим ее как личность…
— А если личность от одного к другому пойдет, а потом к десятому? Тогда как? — полюбопытствовал Балдин.
— Ее дело, господа! Всецело ее… При чем тут мы?.. И все это неважно, все это второстепенно, скольких она любила и подолгу ли! Возьмите в пример хотя бы Жорж Санд! Разве мы, читая ее книги, смеем судить ее за то, что она бросила мужа, а затем любила, страдала, падала и поднималась? Не лучше ли стали ее книги оттого, что она знала и подъемы, и падения? Господа… важно, чему она себя отдаст, эта новая женщина! Что она в мир внесет своего? Будет ли она жить общественной жизнью, высшими интересами? Поставит ли она эти интересы выше любви и личных страданий? Вот для нее единственный путь в гору… Пью за то, чтоб она добралась до вершины, сбрасывая по пути все, что ее назад тянет, в ваше болото!.. А как взойдет наверх, оглянется кругом, — тут уже вся жизнь иной ей покажется…
— Как бы этак голенькой… без ничего наверху не очутиться! Картина выйдет, — расхохотался Балдин.
— Да, вы хотите опустошить душу женщины. Вы хотите отнять у нее веру в любовь, нежность, верность, стыдливость, женственность… Вы хотите растоптать лучшие цветы ее сердца… А чему же тогда будем молиться мы? Где будет наш идеал? Наш храм?
— А черт вас побери со всеми вашими идеалами и молитвами! И кто это мы? Развратники, бездельники, паразиты, уставшие, изверившиеся… Вот оно, ваше лицемерие! Вот чем вы держите в рабстве женщин! Пожалуйста, не молитесь на них! Кто вас просит?
— Вы нигилист. Вы разрушитель. Вы проповедуете разврат…
— А вы?? — завопил Воскресенский, вскочив и взмахнув салфеткой.
— Господа… господа… на нас смотрят…
— Пусть я проповедую разврат! Но есть два пути к освобождению духа: скопчество и хлыстовщина. Аскетизм и сладострастие. Это знали все мудрецы во все времена. Только пресытившийся любовью научится ее презирать, сумеет поставить ее на свое место, сумеет ее победить. Эта позиция сильнее позиции аскетизма. Да! Из моей оргии ощущений есть выход — реакция, тоска по небу, порывы ввысь, обновление. Из вашего трусливого вожделения одна дорога: в грязь… Вот почему новой женщине желаю — свергнуть иго любви и подарить миру свою богатую, чуткую, свободную душу. Еще шампанского! В мой счет!
Они уже вышли из ресторана, и ночь спустилась над городом, а под тополями Дворянской улицы все еще раздавались раскатистый смех Балдина, иронические возгласы Лучинина и истерические вопли Воскресенского.