Злоба против жены, подогреваемая сознанием своей вины, все сильнее и сильнее клокотала в сердце графа.
— Зачем она убежала? Куда она ушла?
Он чувствовал, что это необходимо ему узнать — иначе неизвестность была мучительнее самой горькой истины.
Граф стал одеваться и к двум часам — часу завтрака — вышел в столовую.
Комната была пуста.
— Где же графиня? — деланно равнодушным тоном спросил он у стоявшего около буфета человека.
Голос его все-таки был несколько хрипл и дрожал.
— Их сиятельство еще не изволили выходить из своих комнат… — почтительно отвечал лакей.
— А… — произнес граф и незаметно облегченно вздохнул.
Графиня была дома.
Владимир Петрович отправился в ее комнаты.
Он застал ее одетою всю в черном, стоявшею у окна и рассеянно смотревшую на улицу.
Комната, в которую он вошел, была маленькой гостиной графини, за ней следовал будуар, а затем спальня, через умывальную соединявшаяся с кабинетом и уборной графа.
Он ранее хотел пройти на половину жены через спальню, но дверь из его уборной оказалась запертою со стороны помещения графини.
Маленькая гостиная положительно была лучшим и уютненьким уголком всей великолепно отделанной квартиры.
Она была угловая и масса света лилась в четыре окна. День был солнечный — редкий в Петербурге. Розовая обивка стен и мебели, такого же цвета портьеры и занавеси, громадное венецианское трюмо, этажерки со всевозможными obgets-d'arts из фарфора, бисквита и бронзы, громадный во всю комнату пушистый ковер, — все делало этот уголок веселым и приветливым, какою была и сама хозяйка, только сегодня в своем черном платье со строгим выражением несвойственной ей серьезности на лице, она производила резкий контраст обстановке ее любимого уголка.
Граф Владимир Петрович остановился у порога.
Он почувствовал вдруг странное волнение.
Фигура даже не обернувшейся при его входе жены казалась ему воплощением его совести.
Но граф Белавин не был человеком, способным поддаться хорошим порывам, таившимся в глубине его испорченной натуры.
Напротив, то неприятное душевное замешательство, которое он ощутил перед беседой со своей женой с глазу на глаз, еще более озлобило его против нее, как главной причины хотя мимолетной, но все же сильной душевной боли, и он насильственно выдвинул на первый план все те подозрения, которые создал в своем уме относительно своей жены для оправдания своего поступка.
Надо заметить, чтобы быть справедливым, что он ничего не знал о разговоре с Конкордией Васильевной балетной Маруси и о нанесенном им его жене страшном оскорблении.
Конкордия Васильевна медленно повернула голову от окна и неотводно устремила свой взгляд на все еще стоявшего почти в самых дверях мужа.