— Значит и ты доволен невесткой? — спросил я у отца.
— Не то слово, сын мой, — ответил он, — не то слово.
— Да уж, не каждому привалит такое счастье. Только тому, кто заслужил. Хотела бы я знать, что думает теперь этот сын Хайдара?
Это было сказано мамой очень кстати:
— Говорят, — начал я словно о чём-то, совсем неинтересном, — что он скоро тоже собирается играть, свадьбу.
— Ну, это теперь уже его забота, — заметил отец. Но не удержался от любопытства: — А всё-таки на ком?
— Да вот утверждают, — продолжал я как можно беззаботно, — что всё на той же Гюльнахал.
Отец поперхнулся чаем и долго не мог откашляться. Наконец к нему вернулся дар речи.
— Что ты сказал? На ком?
— Да не я, люди говорят, что он поклялся жениться только на Гюльнахал. «Никакая иная, — говорит, дедвушка, мне и даром не нужна».
— Как это может быть, объясни?
Я ответил, что и сам не понимаю. Но люди утверждают ещё, что и сама Гюльнахал поклялась: что жить станет только с ним, то есть с сыном Хайдара. «Даже, — вроде бы сказала она при свидетелях, — даже если для этого придётся убежать с ним на Камчатку и жить среди снегов».
— Это сказала Гюльнахал?
— Так говорят…
— То, что ты сказал сейчас, — лишено всякого смысла. Как он, этот безумный сын Хайдара, может жениться на…
— А собственно с какой стороны тебя это волнует, — невинно вставил я. — Ты своей невесткой доволен? Доволен. А если Чарыяр хочет на ком-нибудь жениться — пусть женится, тебе-то что?
— Вот именно, — боязливо вставила мама, тоже не понявшая ничего. — Пусть женится хоть на тётушке Огульсенем.
На отца трудно было смотреть, удерживаясь от смеха. Он весь побагровел, глаза его от напряжения, казалось, готовы были вылезти из орбит.
— Что ты мелешь, негодник. Ты говоришь какую-то чушь.
— Успокойся, папа, прежде всего успокойся. Я даже не понимаю, с чего это мы заговорили о Чарыяре? Оставим этот разговор, мне лично, он совсем не интересен.
— Ты поняла что-нибудь, Сона? — обратился отец к матери.
— Клянусь, не поняла ни одного слова, Поллы-джан.
Кумыш, не желая мешать нам, бесшумно поднялась и вышла из комнаты. Отец с мамой невольно повернулись ей вслед.
— Послушай, — сказал отец. — А она… она…
И он кивнул головой в сторону двери, за которой только что скрылась Кумыш. — Почему она ведёт себя так, словно не о ней речь.
— Не знаю, отец, А может речь и вправду идёт не о ней?
— Как это не о ней. Разве она — не Гюльнахал?
Я внутренне рассмеялся, но внешне разыграл полнейшую невинность.
— Как, — удивился я. — И это ты меня спрашиваешь? Разве не ты привёл её в дом? Лицо её закрыто, откуда мне знать, кто она такая. Ты что, сам не уверен, Гюльнахал это или нет?.