Волков задумчиво чесал шейку утенка, который сидел у него на руках; утенок пригрелся и закрыл глаза.
— Сооружай клетки и гони уток на базар.
— Давно бы так.
— Я скажу Воробьеву!
— Надо спасаться!
— И по этому случаю нас сфотографируй. Научился?
— Из тридцати шести шесть получаются.
— Давай сними нас шесть раз — один снимок как раз получится.
— Снять-то я могу… — пробормотал Иванов неуверенно, открывая футляр.
— Подумать только, какой кадр. Сюда бы самого Бальтерманца из «Огонька». Тридцать тысяч уток, и на горизонте недостроенный комбинат. Давай с Людмилой. Людмила!
— Ау! — откликнулась девушка с ведрами.
— Иди сниматься.
— Бя-гу! — Она побежала, на ходу снимая платок.
— Вот обезьяны, любят сниматься! — вздохнул Иванов. — Хлебом не корми…
— Тебя утки еще не съели? — весело спросил Волков Людмилу.
— Уж съели! Я их сама съем, я девка бядовая.
— Ты вот зачем у Марии мужа отбила и не отдаешь обратно?
— Пущай отберет, я разве дяржу?
— Не стыдно тебе? Мария небось плачет.
— Пущай плачет. И так попользовалась, будя, теперь мое время.
— Вот так они рассуждают, — вздохнул Иванов. — Справься с ними!
— Уж вы-то рассуждаете! — накинулась на него Людмила. — Умные такие больно! А мне что, прикажете век с вашими утками сидеть, свету не видать? На все село женихов — один Костька, у меня года идуть. Не хочу сидеть в девках!
— Ну, ну, потише! — прикрикнул Волков, нахмурясь. — Вот заставим тебя отчитаться перед комсомольской организацией.
— А я не комсомолка!
— Вот поговорите с ними, — уныло сказал Пианов.
— У Марии ребенок будет, — сказал Волков. — Поймешь ее, когда у тебя тоже будет и он тебя бросит.
— Коль найдет лучше, пущай бросает! А мне и то лучше, чем ничего. Я бядовая, не пропаду.
— Что-то ты слишком бядовая.
— А бядовым только и житье.
— На что он тебе сдался, дурья башка? Он же пьет, как сукин сын.
— А я ему еще подолью, за то и любит.
— Тьфу! — вдруг тонко и сердито плюнул Степка.
— Ты че-го плюес-си? — возмутилась Людмила. — Ты, что ли, меня возьмешь? Ну? Кто меня возьмет? Нечего плеваться!
Она повернулась и ушла, сердито громыхая ведром.
Волков подумал и опустил на землю сидевшего у него утенка. Тот заковылял, жалко вспархивая крыльцами, к корыту, но там уже ничего не было, и его только потолкали, сбили с ног, он затрепыхался, полез, его опять сбили, он поднялся и отковылял в сторону.
— Этот не жилец, — сказал Волков.
— Нет, — подтвердил бригадир.
— Ты с ней построже.
— Что ей сделаешь? Школу бросила, мать хворая — не ходит, бабка старая. Одна всех кормит. А девка в соку… Слышит, как другие живут. Каждый хочет жить.