Из сарая вышли мужчина и женщина. Женщина высыпала из ведер корм в корыто, и вокруг нее поднялось такое столпотворение, что казалось, ее собьют с ног. Утки лезли друг на друга, топтали слабых, опрокидывались.
Женщина — Галя разглядела, что это была молодая девка, плотная и краснощекая, — расталкивала уток ногами и продолжала наполнять корыта.
От крика у Гали заломило в висках. Видимо, утки были очень голодны. На всем пространстве утятника не виднелось ни травинки — лишь голая, выбитая земля в пуху и помете да кое-где пучками возвышалась крапива. Это была необыкновенная крапива: высокая, как конопля, с толстыми обглоданными стволами, она смахивала на молодые деревца.
Мужчина был низенький и худой, в потрепанном, выгоревшем костюме, и сам весь какой-то выгоревший, неприметный. На боку у него болтался фотоаппарат «Зоркий».
— Привезли тебе доярку, Иванов, вместо Денисовой, — сказал Волков. — Вот хорошая девочка, не обижайте ее.
— Мы никого не обижаем, — сказал Иванов.
— В первую очередь себя.
— Нас, Сергей Сергеевич, уж больше и обидеть нельзя.
— Так, начал прибедняться.
— Молотилку забрали? Шиферу не дали? Резину у вас год прошу!
— Ладно, сколько уток сегодня сдаешь?
— Тысячу. Больше не берут.
— А мог бы сдать?
— Пять тысяч хоть сейчас и через неделю пять. Все забито.
— Мистика какая-то! — с сердцем повернулся Волков к Гале. — Утки готовы, тысячи уток, народ ждет, а убить и ободрать некому. Комбинат мал, не принимает.
— Вы там покричали бы в обкоме, — сказал Иванов.
— Что обком — они все знают. Строители подводят.
— Строители завсегда подводят, — согласился Иванов, тоже обращаясь к Гале, потому что она добросовестно слушала. — Вот смотрите, обещали новый комбинат в январе. Сейчас уж лето. Ну? Это ж кричать надо, это ж их спросить надо: почему?
— Заслушивали их на бюро, — сказал Волков. — Строители готовы бы сдать, но их плохо снабжают. Нет стройматериалов и тому подобное…
— Значит, снабженцы виноваты! — воскликнул Иванов.
— Снабженцы сваливают на совнархоз.
— Так-так, совнархоз во всем виноват! — иронически покачал головой Иванов.
— Да нет же, — улыбнулся Волков, — совнархоз жалуется на Госплан, а Госплан на Госбанк.
— В таком случае господь бог во всем виноват, он один — и больше никто, — развел руками Иванов. — Только куда мне уток девать?
— Ладно, не нервничай. Было бы что, а куда девать — найдем.
— Пока найдем, у меня каждый день десятки дохнут.
— Отчего?
— Черт их знает, много слишком, затаптывают слабых, калечатся. От голода. Не было рассчитано такую ораву кормить. Сказано — по достижении трех килограммов сдавать. А у меня они по месяцу такие бегают. И лишнюю машину комбикорма жрут. Это что — хозяйственно?