— Клянусь святым Севереном! — воскликнул шевалье де Жермонтаз, отрываясь от тарелки. — Если бы мой дядя архиепископ вас слышал, он был бы сбит с толку. То, о чем вы говорите, ни на что не похоже. Меня никогда ничему подобному не учили.
— Вас вообще мало учили, шевалье!.. Что же шокирует вас в моих словах?
— Все! Вы призываете к верности и распутству, к благопристойности и плотской любви. А затем внезапно, словно стоя на церковной кафедре, клеймите позором «одурманенных страстью». Я подскажу это выражение своему дяде. Уверен, в следующее воскресенье оно прогремит на весь собор.
— В моих словах отражена человеческая мудрость. Любовь — враг излишеств. Здесь, как и в изысканной еде, следует предпочесть количеству качество, ибо наслаждение заканчивается там, где начинается пресыщение и отвратительное бесстыдство. Разве способен насладиться прелестью изысканного поцелуя тот, кто жрет, как свинья, и пьет, словно бездонная бочка.
— Должен ли я узнать в этом описании себя? — проворчал шевалье де Жермонтаз с набитым ртом.
Анжелика подумала, что, по крайней мере, у шевалье добродушный нрав. И почему Жоффрею так нравится задевать его то и дело? Разве он не осознает всю опасность этого неприятного визита?
— Архиепископ прислал племянника, чтобы тот шпионил за нами, — сказал ей муж накануне праздника. И беспечно добавил: — Мы объявили друг другу войну.
— Что случилось?
— Ничего. Но архиепископу нужна тайна моего богатства или само богатство. Он не оставит меня в покое.
— Вы будете защищаться, Жоффрей?
— Изо всех сил, но, к несчастью, еще не родился тот, кто сможет уничтожить человеческую глупость.
* * *
Слуги убрали блюда. Вошли восемь маленьких пажей — одни с корзинами роз, другие — с пирамидами фруктов. Перед каждым гостем появилась тарелка с разнообразными сладостями — драже, цукатами.
— Мне было приятно слышать, с какой простотой вы говорите о плотской любви, — сказал юный Сербало. — Представьте себе, я безумно влюблен, и, однако, сегодня я пришел сюда один. Я не верю, что моим признаниям недоставало пылкости, и, не хвалясь, скажу: иногда я чувствовал, что моя страсть взаимна. Но увы! Моя подруга стыдлива. Стоит мне решиться на смелый жест, она тотчас обрекает меня много дней страдать от ее жестоких взглядов и откровенной холодности. Вот уже несколько месяцев я не могу разорвать этот дьявольский круг: я завоевываю ее, уверяя в своей любви, и теряю, пытаясь ей эту любовь доказать!
Злоключения Сербало позабавили всех. Одна дама крепко обняла юношу и поцеловала в губы. Когда шум голосов немного стих, Жоффрей де Пейрак добродушно сказал: