Потом их обоих подхватили и потащили в больничное крыло, не дав даже взглянуть друг на друга.
Причитания Помфри, резкие приказы Снейпа, заботливый голос Сириуса — все раздражало, все, хотелось только увидеть Гарри и убедиться, что с ним все в порядке. И все в порядке — с ними двумя. Почему всем этим людям невыносимо сложно понять такое простое желание?
Потом было снотворное зелье, и тяжелый сон, и утро, и авроры, на которых шипел Снейп и рычал Сириус, но они все-таки забрали Гарри и Драко «для выяснения».
Это тошнотворно напоминало Драко прошлый год, когда казалось, что после всех перенесенных испытаний они просто обязаны быть вместе, но всего лишь нескольких недель, проведенных вот в таких вот раздражающе чистых комнатах, вдали друг от друга, в утомительных допросах — то это были авроры с мрачными лицами и квадратными челюстями (они протягивали руки, почти касаясь лба Драко, и голоса их звучали подозрением — что это, мистер Малфой?), то улыбчивые люди с ласковыми глазами и в белых халатах (я ненавижу белый цвет! — чуть не орал Драко), хватило им обоим, чтобы решить, что они не любят друг друга. И он боялся.
Зеркало в чистой, блестящей от кафеля, отвратительно стерильной ванной комнате отражало худого, бледного до синевы юношу в безразмерной фланелевой пижаме, с огромными глазами, темные круги под которыми так хорошо подчеркивал свет дневных ламп. Единственным ярким пятном был шрам — тонкий зигзагообразный шрам, вне сомнения в виде молнии, горевший на левой стороне лба. Драко прикасался к нему кончиками пальцев, и ему казалось, что отметина жжется. Шрам Гарри. Шрам, оставленный Непростительным Проклятием.
Но с тех пор, как Драко пришел в себя, вернувшись с «той стороны», лоб больше не беспокоил его.
Его отпустили в середине мая, продержав в этом кошмаре больше месяца. Предполагалось, что его лечили, но после этого лечения Драко чувствовал себя совершенно больным; он похудел так, что любимая одежда висела на нем мешком, когда он под присмотром медбрата садился в «Хогвартс-экспресс».
Он провел все дорогу до школы в своем купе, не решаясь выйти из него, чтобы проверить, не едет ли этим поездом и Гарри. Обхватив худые плечи, он смотрел в окно на радостную весеннюю зелень и тосковал.
На станции его встречал никто иной, как Сириус Блэк — сияющий, синеглазый, одетый «не по форме» — в вызывающие маггловские джинсы с посадкой на бедрах и широким клепаным ремнем, узконосые бутсы, потертую кожаную куртку, небрежно облокотившийся на свой мотоцикл. Драко заулыбался — и ему, и мотоциклу. Сириус метнул короткий взгляд на лоб Драко, едва прикрытый светлой челкой, но ничего не сказал, а Драко на секунду задумался, как ему привыкнуть, что теперь люди станут глазеть на его лоб, как когда-то глазели на гаррин.