Элизабет устало закрыла глаза.
— Благодарю вас, — прошептала она.
— Я хочу пить, — заявила леди Дэнбери.
— Правильно, — сказала Элизабет, в основном для себя, хотя и достаточно громко, чтобы слышали другие. — Чай.
— Чего же ты ждешь? — прикрикнула леди Дэнбери, стукнув палкой.
— …причисления к лику святых, — пробормотала Элизабет.
Глаза мистера Сидонса расширились. Вот дьявол, услышал. Элизабет так привыкла общаться с леди Дэнбери без третьих лиц, что перестала следить за тем, что бурчит себе под нос.
Но мистер Сидонс, к ее изумлению, вдруг выпустил ее руку и закашлялся. А затем, когда любой нормальный человек уже пришел бы в себя, согнулся вдвое и прислонился к стене, сотрясаемый диким приступом кашля.
Неприязнь Элизабет несколько отступила при виде подобных мучений, и она участливо склонилась к нему:
— С вами все в порядке?
Он поспешно кивнул, не отнимая руки ото рта.
— Может, он подавился? — поинтересовалась леди Дэнбери зычным голосом.
— Не представляю чем, — отозвалась Элизабет. — Я не заметила, чтобы он что-нибудь жевал.
— Постучи его по спине, — распорядилась графиня. — Посильнее.
Мистер Сидонс замотал головой и вылетел из комнаты.
— Пожалуй, тебе лучше пойти за ним, — предложила леди Дэнбери. — И не забудь стукнуть его как следует.
Элизабет заморгала, пожала плечами и вышла из комнаты с мыслью о том, что получит некоторое удовлетворение, измолотив ему всю спину.
— Мистер Сидонс? — Она посмотрела направо, налево, но не увидела никого.
Зато услышала громкий хохот, доносившийся из-за угла. Элизабет живо притворила за собой дверь.
К тому времени, когда она свернула за угол, мистер Си-денс сидел на деревянной скамье, хватая ртом воздух.
— Мистер Сидонс? Джеймс?
Он поднял на нее глаза. И вдруг показался ей совсем не таким опасным, как накануне.
— «…причисления к лику святых»! — с трудом выдавил он. — Видит Бог, мы все заслуживаем этого.
— После нескольких дней в обществе графини? — усомнилась Элизабет. — Нужно провести здесь не меньше двух лет, чтобы претендовать хотя бы на лавры мученика.
Мистер Сидонс попытался сдержаться, но шумно прыснул, расхохотавшись снова. Овладев наконец собой, он вымолвил:
— Такие тихони, как вы, обычно оказываются исключительно опасными и коварными созданиями.
— Тихони? — недоверчиво произнесла Элизабет. — С чего вы взяли, что я тихоня?
— Может, и нет, но вы так тщательно выбираете слова…
— Пожалуй, — согласилась она, понурив голову. — Я слишком неуклюжа, чтобы позволить себе еще и болтать что попало.
Это был момент истины. Джеймс понял раз и навсегда, что она не может быть шантажисткой. Конечно, ему не хватало фактов для подобного вывода, но инстинкт твердил ему по сто раз на день, что она невиновна.