– Погоди, все-таки этот экземпляр из редкой породы бескорыстных. Их оберегать надо. Зови! Только принеси для него кофе. Посмотрим, кто кого использует.
Марина вышла, а Яузов буркнул:
– Какая длинная фамилия... По мне уж Сруль Израилевич и то проще.
Я ощутил, что надо и мне что-то сказать, поучаствовать, а то вроде бы работа кипит, все что-то делают, торопливо записывают ценные указания Кречета, шепчутся, по-государственному морщат лбы и двигают бровями, только я глазею по сторонам, отмалчиваюсь.
– Да все просто, – объяснил я. – Был когда-то человек по имени Клен. Его дети на вопрос: чьи, отвечали – кленовы. Через тридцать-сорок лет дети мужика по фамилии Кленов отвечали на такой же вопрос: кленовские. Или – кленовичи, если жили чуть западнее. Дети Кленовича уже были Кленовичичи, а дети Кленовичича – Кленовичичевскими. Хоть и длинная фамилия, но произносится легко. Попробуйте!.. Только везде упрощающие жизнь, как жаждется простому человеку, американцы сломают язык.
Коган с восхищением повертел головой:
– Здорово! Хочу посмотреть на его внуков.
– Эпоха образования фамилий уже закончилась, – разочаровал я его. – А то бы у нас были Компьютеровы, Телевизорские, Программистовы, Визажистичи, Факсовы, Факсовичи, Факсовские, Факсучи....
– Факсучи, – повторил Коган с сожалением, – как жаль, что эта эпоха у вас кончилась.
Яузов смотрел с неприязнью:
– Ничего, Сруль Израилевич. У нас, Сруль Израилевич, и других забав хватает. И без этого... Грамматикопоподоллопуса имена интересные, поверьте, Сруль Израилевич, встречаются...
Кленовичичевский вошел робко, но робость была не от страха перед высокими государственными лицами, а от природной застенчивости, которую многие ошибочно принимают за слабость. Он вздрогнул, увидев в кабинете столько народу, замялся, опять же из-за повышенной интеллигентности, проще выкладывать всесильному диктатору правду с глазу на глаз.
Кречет пошел навстречу, пожал руку, проводил к столу. Краснохарев без особой приязни протянул ему пустую чашку, взял кофейник:
– Вам покрепче или как?
Кленовичичевский сказал застенчиво:
– Лучше «или как». Сердце, знаете ли...
– Знаю, – пробурчал Краснохарев. – У меня оно тоже где-то есть. Не зря же что-то в пятках шебаршится.
Коломиец придвинул Кленовичичевскому сахарницу:
– Потребляете белый яд?
– Да, пока еще...
– Сколько?
– Одну ложечку. Спасибо, довольно.
Он взял чашку обеими руками, словно грея ладони о жестяную кружку возле лагерного костра. Близорукие глаза застенчиво щурились. Кречет сказал благожелательно:
– Пусть белый яд борется с черным! Кофе от этого только слаще. Что вас привело к нам, Аполлон Вячеславович?