Кленовичичевский сказал смущенно:
– Честно говоря, я ожидал, что буду добиваться приема много недель. Но вот так сразу, у меня в голове все смешалось... Помню, что в числе целого ряда вопросов был вопрос о правах осужденных, что постоянно нарушаются... Суд неправедно осудил Сидорчука, а этот убийца на самом деле несчастный человек. Его надо лечить...
Я ощутил неловкость, справа и слева хмыкали, отводили взоры. Яузов смотрел на правозащитника с откровенной враждебностью, взгляд был оценивающий, словно надел на него двойную выкладку и гонял по грязи. Но уже не привлечь даже на сборы, слишком стар правозащитник чертов...
Кречет, словно чувствуя общее настроение, развел руками:
– Права преступников?.. Меня больше заботят права тех людей, которых они убивают, грабят, насилуют! Этот Сидорчук, судя по прессе, изнасиловал и убил троих женщин, а вы требуете его лечить?
– Да, это принято во всем мире...
Кречет зло оскалился как хищный волк:
– Да плевал я на весь этот мир! Лечить преступника, в то время как добропорядочным гражданам не хватает лекарств, мест в больнице, врачей? Пуля их вылечит!
Кленовичичевский отшатнулся в ужасе, с трясущимися губами, растерянный. Пролепетал:
– Но как же... Если у нас правовое государство...
– Вот и будем соблюдать, – сказал Кречет бодро. – Но на все раны йоду не хватит. Давайте сперва самые тяжелые перевяжем, согласны?.. От которых общество вовсе копыта откинуть может. А потом и царапины залечим. Скажем, по вашему настоянию, в интересах защиты прав человека, я отдал распоряжение предоставить на телевидении, в прессе и на радио... где еще?.. ага, на митингах, если таковые будут, интересы всех конфессий. Как вы говорили, в России есть не только православные, но и католики, мусульмане, даже ламартины... нет, ламаисты, кажется. А со стороны создается впечатление, что православная церковь все подмяла под себя. А это касается всего населения, а не горстки преступников!
Кленовичичевский хлопал глазами, даже открывал и закрывал рот, словно рыба на берегу, явно пытался сообщить, что он такое не говорил, а если и говорил, то кто-то другой из правозащитников, но Кречет речь не прерывал, и на скорбном лике Кленовичичевского отразилось раздумье. Попробуй скажи, что такое не говорил, что Кречет с кем-то спутал, тот может передумать, а он прав: права мусульман и католиков ущемлены, а их побольше, чем всех осужденных. К тому же, если выбирать, о ком заботиться в первую очередь, то все же о честных и свободных гражданах, опять же проклятый диктатор прав...
Кречет умолк, вопросительно посмотрел на правозащитника. Тот понял, встал, поклонился: