* * * * *
А теперь — собственно, о том, почему меня уволили с должности сторожа «Горремстройтреста». И о том, какую роль в этом сыграл Антон Тихонов.
Я не знаю, как можно было согласиться выйти за него замуж. Но, всё же, нашлась девушка, которая стала Тошиной женой. И она родила ему первенца. И сей факт он пришёл отметить ко мне на дежурство. Антон планировал на следующий день, с самого утра, забрать жену и ребёнка из родильного дома и отвезти домой, а ночью от души попраздновать факт своего отцовства в моей компании. И вот он заранее закупил букет гладиолусов, коробку конфет и бутылку шампанского — для того, чтобы на крыльце роддома вручить всё это жене — и припёрся ко мне с пузырём водки. И всю ночь мы сидели с ним, пили эту водку, разговаривали обо всяких разностях, а потом опять пили и опять разговаривали. Звонили на радиостанцию «Волна Байкала», заказывали себе какие-то песни у знакомых ведущих… А рядом, на столе ждали своего часа конфеты, шампанское и букет цветов, которые я поставил в банку с водой.
Ночь прошла, и неожиданно настало утро. В восемь часов утра раздался звонок в дверь — это пришли на работу первые сотрудники. Убрать со стола следы нашего ночного гульбища было делом нескольких секунд. Гораздо сложнее было решить, куда же девать Антона: дело в том, что здание, в котором размещался трест, достаточно маленькое, да и выход на улицу из него всего один. Нужно было спрятать Антона где-то поблизости от выхода — а когда представится возможность, и в вестибюле хоть минуту не будет народа, вывести его на улицу.
Ближе всего к выходу из треста было «Г»-образное помещение под лестницей, в котором располагалась дамская комната. Туда я и спрятал Антона, всучив ему его букет, конфеты и шампанское — а сам расположился в вестибюле, и стал изображать из себя сонного ночного сторожа, встречающего сотрудников, которые всё заходили, и заходили, и куда-то выходили, и опять заходили…
Через некоторое время в холл вошла секретарша шефа. Это означало, что мне нужно вместе с ней подняться в приёмную, собрать свою раскладушку, убрать свои вещи — и двигать домой, ибо моё дежурство кончилось. Прибирая свои манатки, я молил Бога только об одном: чтоб пока я здесь вожусь, никому из сотрудниц треста не захотелось зайти в дамскую комнату… Но когда, убравшись в приёмной, я спускался со второго этажа по лестнице, я увидел поднимавшуюся мне навстречу — буквально, на деревянных ногах! — трестовскую бухгалтершу: в одной руке она держала бутылку с шампанским, а в другой — хорошо знакомый мне бело-красный букет гладиолусов. Ну, и коробку с конфетами… Взгляд у неё был совершенно отрешённый.