Обеспокоенный Сулейман отвел ее к ближайшей беседке.
— Что с тобой, Хюррем? — спросил он снова. Но об этом она бы уже никому и никогда не сказала. Едва ли она смогла бы сама себе повторить то, что сказала тогда:
— Разве мне не будет так же тяжело с каждой из твоих жен?
«Как же я могла сказать такое?» — думала она наклонив головку и потупив взор. «Ведь он мог подумать, что я отдаю ему руку и сердце. И подумал, раз дал такой ответ». Она не понимала, как сказать нечто подобное, хотя хорошо знала обычаи мусульман в женитьбе и сватовстве.
От стыда ей захотелось провалиться сквозь землю.
— Что с тобой, Хюррем? — спросил султан.
Вдруг она решилась сказать, воспротивиться! Слишком тяжело ей было от этого воспоминания. Понемногу, будто ища слова и интонацию, нежную, как след птички на снегу, она начала:
— Я думаю (она спрятала лицо в ладони), не надоела ли я… тебе?
— Ты?! Мне?!
Он встал и, смеясь, добавил:
— Но я еще ни разу не встречал такой гордой женщины или девушки. Никогда!
Она поняла, что сильная любовь заслонила в его душе воспоминания о первой любви, словно золотой мед покрыл соты.
— Ты и правда об этом думала, Хюррем? — спросил он нежно. — Или, может, ты думала о том, чтобы посетить своего Бога? — сказал он, решившись. Это было так же неожиданно, как и ее слова, прозвучавшие минутой ранее.
Она удивленно смотрела на него. Откуда он знал, что делалось в ее душе?
Он не хотел, чтобы она начала отпираться, потому, что чувствовал, что тогда он не сможет объяснить ей, что согласен на это. Не дожидаясь ответа, он продолжил:
— Иди куда хочешь и когда захочешь! Хотя бы и завтра! Пусть даже и туда, куда я закрыл дорогу для женщин! — Последние слова он практически выдавил из себя. — Только возвращайся! — добавил он мягче.
Она поняла, что ему известно, куда ей хочется поехать. Откуда? Это не было интересно для нее. Может, тот отступник сообщил.
Образ Богоматери Привратницы встал перед ее глазами. Она поняла, чем жертвует Сулейман. Эта жертва была слишком велика, чтобы принять ее сразу.
— Я не хочу, чтобы ты отменял запрет для меня, — сказала она почти неслышно.
Встав со слезами на глазах, она покинула беседку.
Тенью проследовал за ней молодой Сулейман. Они шли в блеске лунной ночи и были счастливы как дети.
Он хотел ей подарить во что бы то ни стало то, что она не хотела принимать в дар. Именно потому и хотел он подарить это. В благодарность за сочувствие.
— Ты очень благородна, Эль-Хюррем, — начал он. — Но что значит установление, отмена которого никому не навредит?
— Я не хочу, чтобы ты отменял даже такие установления, — ответила она с детским упорством. — Но я знаю средство, что позволит мне поехать и одновременно сохранить обычай. Ты знаешь, куда я собиралась? — спросила она с любопытством.