— Знаю, — ответил он. — Но о каком же средстве ты говоришь?
Она не спрашивала, откуда, от кого он об этом знает.
— Способ очень прост. Ты или кто-то из твоих предков решил, что женщинам нельзя появляться на святой горе Афон. Но я могу поехать, переодевшись мальчиком, как слуга…
Он улыбнулся этой женской хитрости и сказал:
— Ты очень ловка, Эль-Хюррем. Но твой способ лишь скрывает нарушение установлений…
— И никому не вредит, — прощебетала она радостно, будто соловей пропел в саду. — Я очень хотела бы просто куда-то идти или ехать. Лучше идти — идти куда-то далеко-далеко! Прямо сейчас!
Она побежала по парку, оглядываясь на него, словно белочка.
Падишах Сулейман бежал за ней, будто гнался за счастьем: всем сердцем, всей душой стремился.
Радость была в его взгляде и разливалась по всему телу. Он чувствовал, что она — источник этой радости. Чувствовал, что он не султан, не господин трех частей света, не царь пяти морей… Он был просто влюбленным мужчиной! Ему было так легко и весело на душе, что хотелось оседлать коня и скакать далеко-далеко за своей возлюбленной. Он сказал:
— Пойдем к страже у ближайших ворот. Я сейчас же прикажу привести двух коней, и мы поедем!
— Нет, — ответила она, весело смеясь. — Ваша поговорка говорит, что есть три непостоянные вещи: конь, царь и женщина. Зачем же их объединять, если нам и так хорошо?
Она весело смеялась и быстро шла по парку в направлении моря. Он смеялся так же, все повторяя: «Не ваша! Наша!». Он смеялся, как ребенок, над тем, что она не видит в нем султана.
Они дошли до пределов парка и по лестнице из белого мрамора спустились к Мраморному морю.
Светало.
На Девичью башню, на берегу Скутары, на Кизляр-Адалар, на анатолийский Гиссар и на долину Сладких вод наползала утренняя мгла, как пух с крыльев ангелов. А серебряные чайки радостным криком приветствовали зарю, что шла из Битинии.
Настя спустилась по белым мраморным ступеням прямо к морским волнам и омыла в них руки и белое лицо, радуясь, как эти чайки, что встречают солнце. Его красная позолота падала на кипарисы и пинии, на буки и платаны. Падала она и на глаза великого султана, что в ту ночь еще больше полюбил молодую чужестранку с далекого севера.
У берега проплывали на двух лодках турецкие рыбаки. Они узнали падишаха. Склонили головы и скрестили руки на груди, не смея заглянуть в лицо молодой госпожи.
— Я голодна, — сказала Настя и посмотрела в глаза молодому Султану.
Он жестом приказал лодкам причалить и попросил у них еды. Вскоре рыбаки дали ему печеную рыбу и коржей. Еще никогда никакие яства не ел он с таким удовольствием, с каким пробовал эту скромную пищу, разделенную с возлюбленной ранним утром на берегу моря на мраморной лестнице.