Квази-мо (Северюхин) - страница 4

Так называемая любовная прелюдия уничтожила остатки желания. Моя подруга мельком поглядывала на часы и не была сильно расстроенной, говоря дежурные слова:

— Успокойся, милый, такое бывает, в следующий раз будет все нормально.

Мне кажется, что она тоже понимала, что следующего раза не будет. А ведь можно было прямо в прихожей расстегнуть на ней кофточку, поднять юбку, спустить до колен колготки, погладить по бедрам и взять ее так, чтобы мерная жизнь заиграла узорами северного сияния, чтобы она кричала и извивалась, хватая тебя руками и прижимая к себе.

Я вышел из квартиры первым. Состояние как у туриста, добравшегося до привала и сбросившего с плеч тяжелый рюкзак.

— Черт подери, — сказал я сам себе, — неужели ты не мог найти себе свободную женщину? Их же много и одна лучше другой. Может, красотой не вышла, но душа человек и тебя будет любить как никто другой. Не в красоте счастье.

На выходе из подъезда меня остановил сильный толчок в грудь и грубый голос:

— Куда прешь, козел? Напился как свинья и людей не видишь?

Надо мной стоял мужик лет тридцати, здоровый, в пальто, широкая морда с красным носом и волосы, зачесанные назад как у Элвиса Пресли. Вернее, как у богославского милиционера средних чинов.

— Черт подери, — сказал я сам себе и, поднявшись с земли, бросился на обидчика. Свалив его на землю, я стал изо всех сил бить его по морде, но был оторван двумя милицейскими сержантами.

— Ты что, сука, делаешь, — кричали они, — на милицию руки поднимаешь? Да мы тебя по лагерям сгноим, лагерей у нас столько, что потеряешься в каком-нибудь.

— Тебе кто разрешил нападать на сотрудника милиции? — зарычал мордастый, вставая с земли.

— Ваш министр на всю Богославию сказал, что любой гражданин может защищаться от нападения сотрудников милиции, — сказал я.

— Умник, — спросил мордастый, — сейчас мы тебе мозги вправим.

Меня привели в отделение милиции и испинали ногами перед тем, как посадить в обезъянник.

— Погоди, кровью будешь умываться за нападение на милицию, — пообещали мне.

Я и так понял, что моя песенка спета. В нашей свободной стране с человеческим лицом любой гражданин беззащитен перед властью, особенно перед той, которая поставлена на защиту этого гражданина. У этой власти полтора миллиона сотрудников с танками и авиацией, ОМОНами и СОБРами, вся прокуратура, суды и разветвленная система лагерей, доставшихся в наследство от ГУЛАГа. Наш человек — в поле былинка. Если он не относится к тем, кто неподсуден, если не имеет защиты или денег, то его посадят за любое прегрешение. Был бы человек, а статья для посадки найдется. Да и всегда, когда идет перестройка, летят щепки и достаются они тем, кто вообще ни к какой перестройке не причастен.