французами из свидетелей были только два человека, Мариньи и Гильом де Монтегю. Двадцать восьмого ноября Эдуард II ассигновал Мариньи и Тоту Ги содержание в уплату своих долгов
[1139] и в тот же день приказал Эймару, графу Пемброку, передать имущество тамплиеров представителям госпитальеров.
[1140] Мариньи тотчас же уехал из Англии: его имя более не фигурировало в документах. Маго д'Артуа послала своего слугу Леско в Виссан, чтобы тот сообщил ей о возвращении Ангеррана и Людовика д'Эвре.
[1141] Из этого следует, что в ноябре 1313 г. Людовик д'Эвре также находился в Англии. То, что в акте от 25 ноября не упоминается его имя, означает, что Людовик д'Эвре все так же, хотя и безрезультатно, противился передаче имущества госпитальерам и что он не забыл, как вмешательство Мариньи и Карла Валуа на Вьеннском соборе перечеркнуло мнение большинства членов Совета. Он не участвовал в деле, которого не одобрял. Но это также доказывает, что включение имени Мариньи в акт от 25 ноября не просто дань вежливости; это свидетельствует о том, что Ангерран подталкивал Эдуарда II к решению передать имущество тамплиеров госпитальерам, из-за чего французскому посольству пришлось отложить свой отъезд.
В заключение скажем, что, на наш взгляд, деятельность Мариньи в основном, а может быть, и в первую очередь повлияла на выбор решения об имуществе тамплиеров. Во Вьенне, когда нужно было убеждать, в Вестминстере, когда нужно было приводить приговор в исполнение, он оказывался на первом плане. Более того, он остался в Англии, поставив под удар свое положение при дворе Филиппа Красивого, вплоть до фактической передачи имущества госпитальерам. Если, как мы сказали, предлагая собственное решение данной проблемы, Ангерран руководствовался интересами государства и короля, остается непонятной причина его столь длительного пребывания в Англии. Конечно же, госпитальеры преуспели, убеждая Мариньи, что, занимаясь их делами, он только выиграет, а Ангерран как никто другой умел ловко сочетать интересы короля со своими собственными!
Еще одной проблемой, которая относилась если не к Франции, то, по крайней мере, к династии Капетингов, было противостояние гибеллинов и анжуйцев, причем король Франции поддерживал последних. На протяжении всего вторника, 28 марта, по этому вопросу велись переговоры между папой, с одной стороны, и королевскими советниками и принцами, с другой стороны,[1142] – что касается этих переговоров, мы, к сожалению, остаемся в таком же неведении, как и арагонские посланники, – а на следующее утро, 29 марта, состоялась очень важная встреча папы и членов консистории с французами. Мюллер полагает, что эта встреча состоялась во второй половине дня 28-го. числа, но нам кажется, что в данном случае этот вывод сделан из-за неправильного истолкования донесения арагонцев, которые точно заметили «И затем, в следующую среду», то есть в среду, 29-го числа.