Тем не менее посланник слагает с себя ответственность за этот рассказ, и правильно, поскольку король просто не мог бы сказать ничего подобного: речь шла о вещах гораздо более серьезных, чем имущество Ангеррана, – на кону стояло его социальное и политическое положение. Вопрос состоял в том, окажет ли новый король свое доверие Мариньи, или же камергер попадет в немилость. Но жители Парижа принимали желаемое за действительное
[1399] и представляли себе ситуацию в соответствии с уровнем своей политической осведомленности. Обычное недовольство подтолкнуло одного из них приписать умирающему следующие слова: «Теперь я вижу, сын мой, что, прислушиваясь к дурным советчикам, я лишь потакал увеличению податей, незаконным поборам и частым монетным махинациям».
[1400]Второго декабря 1314 г. в соборе Парижской Богоматери архиепископ Санский, Филипп де Мариньи, совершил траурное богослужение на похоронах короля, тело которого, привезенное накануне из Фонтенбло, вслед за этим было погребено в Сен-Дени.[1401]
Доверял ли Филипп Красивый Ангеррану вплоть до конца своего правления, или же его расположение к камергеру уменьшалось день ото дня? Именно это мы должны попытаться выяснить.
Объявленный королевским душеприказчиком в завещании от 17 мая 1311 г.,[1402] Мариньи оставался им и в день смерти короля, как и шестеро других, трое назначенных согласно званию[1403] и еще трое за личные заслуги.[1404] Состав душеприказчиков изменился, так как одни умерли,[1405] а других король попросил заменить.[1406] Согласно приписке к завещанию от 28 ноября 1314 г.,[1407] в которой содержался окончательный список душеприказчиков, к их числу добавили еще пятерых, никого не исключив.[1408] Заявлять о том, что Мариньи попал в немилость, лишь на основании того, что его имя не названо в этой приписке, абсолютно неверно: в ней перечислены имена тех, кто был недавно назначен, а не действующих на тот момент душеприказчиков. Впрочем, еще одна приписка к завещанию свидетельствует о доверии короля к своему камергеру: 200000 ливров из Сент-Омера отправляли в Сен-Мартен-де-Шан под охрану Мариньи и Бувиля, которые должны были воспользоваться этими деньгами для приобретения наследства Карлу Маршскому.[1409]
Наконец, последний документ, от имени Филиппа Красивого, был составлен по распоряжению Мариньи. Более того, это документ особой важности. Последней грамотой периода правления этого короля был не направленный герцогу Бургундскому акт от 28 ноября с приказом прекратить сбор субсидий, а акт от 29 ноября о присвоении графству Пуатье статуса апанажа. Этим документом, о котором мы уже упоминали, король постановлял, что графство, переданное его второму сыну Филиппу на правах наследства, должно было вернуться в королевский домен в случае, если бы у Филиппа не оказалось наследника мужского пола; при этом правящий на момент вступления документа в силу король должен был выделить дочерям графа приданое из наследства их отца. С этим немаловажным решением согласились графы Валуа, Эвре и Сен-Поль, коннетабль Гоше де Шатильон, король Людовик Наваррский и заинтересованное лицо, сам Филипп де Пуатье. Составить этот документ Мариньи поручил Жану Мальяру.