Дудинскас заподозрил неладное, но Паша, как всегда, был исполнен оптимизма.
В пятницу к концу дня заявляется черный.
— И что, ты думаешь, они предложили мне отдать?
— Я тебя предупреждал...
— Нет, ты скажи, сколько ты думаешь, сколько?..
— Половину?
— Все! — Паша кругом прошелся по комнате, как хоккеист, забросивший шайбу.
— Как — все? Там же на полмиллиона вложений...
— А вот так. Подписывай, говорят, бумаги — и свободен. Оставайся у нас директором, вкалывай, сколько хочешь, сколько хочешь, воруй...
Выслушав веселенькую историю про однокашника, судья задумался...
— С Пашей понятно, — сказал он. — Но от тебя-то что им нужно? Твои Дубинки — не «Комета-пицца», там не больно разживешься... Хотя... Наехали-то и на типографию... Может быть, им нужна типография?
— Так дашь ты мне заключение или не дашь? Судья отрицательно покачал головой.
— Не дам. Никаких таких заключений мы частным фирмам не даем. Но вот если...
Дудинскас посмотрел на него с нетерпением. Что — если?
— Вот если нас официально запросит... ну хотя бы то же Министерство печати и культуры, соответствующие разъяснения мы им, конечно, выдадим.
моськи
Моська из крыловской басни лает вовсе не из-за отважного характера, а от глупости. Хотя настоящие собаки бывают и осторожны, и мудры...
алая гвоздика
— Ты почему моего лучшего заместителя публично говном обозвал? — деланно возмутился Иван Анатольевич Утевич, когда Дудинскас ему позвонил.
Они познакомились давно, когда Утевич тихонько работал в отделе культуры ЦК под Федоровичем, курировал Союз писателей, поэтому опекал комиссию московского ЦК, которая приезжала разбираться с событиями 30 октября. Особого партийного рвения Утевич никогда не проявлял, отношения с неформалами старался не обострять, с Дудинскасом и вовсе общался по-приятельски.
При Капусте он вырос до председателя комитета по печати, а после очередной реорганизации, объединившей печать с культурой и физкультурой, стал исполняющим обязанности министра.
— Я и тебя могу обозвать. И тоже публично.
— Тогда приезжай, — Иван Анатольевич положил трубку
В старые времена начальников Виктор Евгеньевич делил (кроме всего прочего) на тех, кто снимает телефонную трубку сам, тех, кому дозваниваются только через секретаршу, и тех, с кем переговорить можно лишь после подробного объяснения с помощником.
Утевич отличался от всех: он обижался, когда ему звонила чья-нибудь секретарша. Хотя отличался он и не только этим.
Во время «наезда» на Дубинки Служба контроля попросила его дать заключение «о целесообразности» создания в Республике частного музея. Он и дал — о целесообразности. Коротенькое, на четверть странички. Ему тут же указали на несерьезное отношение к поручению. И попросили в два дня все исправить. Через два дня было готово новое заключение, уже на пяти листах, но все о том же: музей необходим. В конце приписка: виновные в подготовке прошлого ответа строго наказаны.