Даже тогда мне было ясно, кто в ответе за это. Не Слоун, хотя он тоже виноват. Не Честли, не газеты, даже не директор. Моего отца убил «Сент-Освальд», и «Сент-Освальд» же убил Леона. «Сент-Освальд» со своим бюрократизмом, гордостью, слепотой, высокомерием. Убил их и переварил, бездумно, словно кит, поглощающий планктон. Прошло пятнадцать лет, а никто о них даже не помнит. Остались только имена в списке «кризисов, которые пережил „Сент-Освальд“».
Но этот он не переживет. Этот будет расплатой за все.
Пятница, 5 ноября
6.30 вечера
После школы я отправился в больницу к Пэту Слоуну с цветами и книгой. Не то чтобы он много читал, хотя следовало бы; кроме того, сказал я ему, не стоило так сильно переживать.
Конечно, он переживал. Когда я там появился, он с пеной у рта спорил все с той же сестрой, которая недавно занималась моим здоровьем.
— Господи, еще один, — произнесла она, увидев меня. — Скажите на милость, неужели в «Сент-Освальде» все такие невыносимые, как вы, или просто мне повезло?
— Говорю вам, я здоров.
Но по его виду я бы этого не сказал. Он был какой-то синюшный и казался меньше ростом, словно происходящее пришибло его. Тут он заметил цветы у меня в руках.
— Бога ради, я же пока не умер!
— Отдайте их Марлин, — предложил я. — Ей бы не помешала хоть какая-нибудь радость.
— Наверное, вы правы, — улыбнулся он, и на мгновение я увидел прежнего Слоуна. — Уведите ее домой, Рой. Пожалуйста. Она не хочет уходить, хотя устала ужасно. Все думает, что со мной что-нибудь случится, если она позволит себе выспаться.
Марлин, оказывается, пошла в больничный кафетерий выпить чашку чая. Я застал ее там, вырвав у Слоуна обещание не пытаться выписаться из больницы в мое отсутствие.
Она удивилась, увидев меня. В руке она держала платок, а ее лицо, непривычно ненакрашенное, было в красных пятнах.
— Мистер Честли! Никак не ожидала…
— Марлин Митчелл, — твердо сказал я. — После тринадцати лет знакомства пора уже называть меня Роем.
Держа в руках пластиковые чашки чая, отдававшего рыбой, мы разговаривали. Удивительно, что наши коллеги, эти «не совсем друзья», которые всю нашу жизнь держатся к нам ближе, чем самые близкие родственники, по сути, совершенно закрыты от нас. Нам не приходит в голову задуматься о том, что у них есть семьи, личная жизнь — для нас они такие, какими мы видим их каждый день: одеты для работы, деловиты (или нет), энергичны (или нет). И все мы — спутники одной блуждающей луны.
Коллега в джинсах выглядит как-то неправильно, коллега в слезах — почти неприлично. То, что случайно видишь вне стен «Сент-Освальда», кажется почти нереальным, как во сне.