— А кто тут, господа хорошие, был на войне? Или, может, кто сынка своего когда на войну провожал? Или жену у кого бомбой убило? Или дом снарядом спалило?
Только один человек кавказской внешности из самого верхнего ряда поднял руку, и я не вдруг заметила, что это не рука, а протез.
— Так, так, понятно, — продолжал Остапенко. — А вот у полковника Муромцева и жену, и друзей убили, и дом спалили дотла. Это я так, на всякий случай, для общего развития.
— Прощу вас, называйте Муромцева Ростовцевым, — вмешался Стас.
— Для меня он Муромцев… Сперва насчёт литовской снайперши скажу. Она одиннадцать наших замочила, и за каждого ей отвалили по тысяче баксов. Капитан Локтев приказал её расстрелять, а то, что сделали с ней солдаты, так это была ихняя солдатская самодеятельность. Муромцева как раз в тот день задержали возле нашего объекта вместе с дружком его хирургом Канторовичем.
— Как они туда попали?
— Пробирались из города к своим и оказались вместе с нами в окружении. Капитан Локтев, когда увидел их, сказал: «Ты, Остапенко, приглядывай за этими жидами, подозрительные они».
— Убедительнейше прощу вас впредь говорить не «жид», а «еврей».
— Так это ж капитан так сказал!
— Почему вы приняли Муромцева за еврея?
— У него руки были, как у скрипача, но стрелял полковник классно! Когда он замочил таркинского агитатора, капитан ему поверил, да и доктор оказался хорошим человеком.
— Что ж Ростовцев застрелил безоружного пропагандиста? Кстати, в чём состояла суть его агитации?
— Суть была такая, что пока вы, русские, тут умываетесь кровью, там московские жиды набивают свои кошельки. Ну и в плен призывал сдаваться.
— Ещё раз прошу не употреблять слова «жид»!
— Так это ж агитатор употреблял!
Остапенко явно валял дурака, но мудрейший Стас этого не понимал.
— Хорошо. Продолжайте.
— Теперь насчёт вшей и свежего воздуха. В осаде мы находились, в грязи и в холоде. Потому вши! Я сам вшей с себя горстями сгребал и в огонь кидал. Хотели построить баню, но не успели наши подошли. Что касается любителей свежего воздуха, то за глоток его кое-кто получил пулю в лоб или осколок в живот. А пленные в своём подвале все сохранили жизнь.
— Скажите честно, господин Остапенко: скольких сепаратистов замочил, как вы изволите выражаться, Ростовцев?
— Не считал. Война есть война. Не замочишь ты, замочат тебя.
— А что, он действительно велел расстрелять раненого таркинца прямо в лазарете?
— Безногого? Мы его, как человека, положили промеж своих, а он двоим глотки перехватил ножом. Ребята, конечно, психанули и прямо на полу… Да, было такое.