Повернулся Чудо-зверь и ушёл к себе в пещеру. За ним спустился туман и закрыл навсегда проходы к нему.
С тех пор и поныне живёт каряга без страха и напоминает всем, как в далёкие времена жила тайга.
Но там, на Диерском озере никто не видел кету; её путь был далёк-далёк, вокруг морей, и она не поспела к озеру даже к концу раздачи страха. Чудо-зверь, уйдя в пещеру, разрушил путь к себе, и осталась кета по другую сторону гольца. Она ищет и по сегодняшний день проход в то озеро, где Чудо-зверь должен был дать ей другую жизнь. Она и сейчас не знает о том, что озеро давно-давно пропало под гольцом, что под ним погиб и Чудо-зверь тайги. Каждую осень приходит сюда кета и всё ищет проход к Диерскому озеру, но вместо озера находит здесь себе могилу.
На этом сказка оборвалась, и снова задымились трубки эвенков.
— А где та вершина, на которой Чудо-зверь раздавал страх? — спросил я рассказчика.
— Вершину, — ответил старик Афанасий, — ты завтра увидишь, только к себе она никого не пускает, её крутые скалы скользки и не доступны, там постоянно дует ветер. А где было озеро, туда смотреть страшно, там нет дна и нет света.
Рано утром, как только блеснул первый луч солнца, я уже стоял на одном из высоких пиков Диерского гольца и любовался, поистине изумительной, картиной окружающих гор. Только красота этого чарующего хаоса с цирками, высокими пиками и глубокими кратерами помогла людям создать такую замечательную сказку. Я долго любовался гольцом, и мне казалось, что я видел в глубине бездны тот сказочный водоём, где жил Чудо-зверь тайги, только всё уже было разрушено временем и утонуло в царящей вокруг тишине. Мне казалось, что я даже видел и те каменные ступеньки, по которым звери поднимались за новым законом, только они теперь были прикрыты толстым слоем мха.
Как бы оберегая тайну, голец нахмурился и на моих глазах окружил себя туманом; только пик, на котором я стоял, был ярко освещён солнцем.
День прошёл, а к ночи Диер гневно хлестнул на нас бураном, вероятно, за то, что мы познали его тайну.
Укрываясь от холода и снега, мы разошлись по палаткам. Темнота застала всех уже спящими. Холодные порывы ветра трепали углы брезента, и долго было слышно сквозь сон, как олени стряхивали с себя липкий снег.
По Саянам бушевали снежные бураны. Я с охотником Василием Мищенко возвращался из своего лагеря, расположенного на Сухом Логу, в жилые места. Шли Чёрным Белогорьем. Всюду на необозримом пространстве лежала снежная белизна гор, окаймлённая по склонам чёрной границей леса. Белизна будто скрадывала бугры, ложки и шероховатую поверхность белогорья — всё казалось гладким, ровным. Мы торопились. Хотелось к вечеру добраться до верховья реки Кингаш и там, в кедрачах, заночевать. Лыжи легко скользили по отполированной поверхности надувов. Встречный ветер обжигал лицо, стыли руки, и мы с трудом отогревались на ходу. За последним подъёмом недалеко показался и лес Кингаша. Мы прибавили шаг и через чао уже скатывались к реке.