— Я же говорил вам, — продолжал тот, — никто не говорит то, что в самом деле думает. Все это ненастоящее. — Эд отодвинулся и посмотрел на Хьюза, будто в самом деле хотел, чтобы тот что-то понял. — Я думаю… я пока не знаю… но мне кажется, это неправильно.
Хьюз испугался, что потеряет сознание, он отпустил мальчика. Эд выпрямился, растер руку, которую сжимал Хьюз. Он вглядывался в его лицо, пытаясь отыскать что-то, потом едва заметно кивнул и медленно побрел прочь, в сторону продолжающегося веселья. Хьюз стоял, вросший в землю. Он слышал смех. Видел подмигивающие огни яхт в заливе. Слышал гудение мачт. Труба стенала в ночи. Он закрыл глаза.
Он не знал, как долго так стоял, ни о чем не думая, его разум был спокоен и пуст. Наконец он отвернулся от воды. В лодочном сарае загорелся фонарь, он двинулся на свет. Там были Ник и Дейзи, голова дочери лежала на коленях матери. Волосы жены были мокрыми после душа, но она снова надела свое вечернее платье, золотое шитье переливалось в свете лампы.
Не выдавая своего присутствия, он прислонился к стене.
— Мне все равно, — говорила Дейзи. — Я их всех ненавижу.
— Милая, — голос Ник звучал нежнее, добрее, чем обычно, когда она говорила с дочерью, — я хочу, чтобы ты меня выслушала. Когда-нибудь тебе это пригодится. Если в чем-то и можно быть уверенным в этой жизни, так это в том, что тебе не всегда доведется целовать того самого, единственного.
Хьюз посмотрел в небо, из него вырвался странный, печальный звук, он даже не подозревал, что способен на такой. Он провел рукой по глазам, а затем выпрямился, оттолкнулся от стены сарая, грубая поверхность обшивки пружинила под ладонями.
Он подошел к двери и шагнул в освещенное помещение, чувствуя сияние фонаря на своей липкой коже. Заплаканное лицо Дейзи смотрело на него с материнских коленей, и Ник улыбнулась ему — нежно, заговорщицки.
— Вот вы где, — сказал Хьюз. — Я так и думал, что вы тут. Две мои самые лучшие девочки. Я так рад.