Эти слова у него явно просто вырвались, потому что в следующий миг его лицо окаменело высокомерной и жёсткой маской.
Гарав усмехнулся в лицо морэдайн, ставшее растерянным. Отдал салют. И, взяв Хсана за повод, пошёл прочь.
* * *
Деревня холмовиков в полулиге от поля была брошена. Эйнор с оруженосцами — а точнее, подсуетившийся раньше всех Фередир — оккупировали один из домов, где ещё горел очаг. Эйнор — с совета у сенешаля — и задержавшийся на поле Гарав добрались туда как раз, когда Фередир вешал над входом свой щит и гавкал на двух других оруженосцев, которые убрались, увидев рыцаря. Он успел натаскать воды в какую-то лохань и даже согреть её на костре, разведённом прямо на земляном полу. Вошедший внутрь Эйнор тут же сел на какую-то лавку, расставил ноги и длинно выдохнул. Закрыл глаза, коротко сказал:
— Фередир, помоги раздеться. Правую ногу поножами защемило, сначала её… Гарав, займись конями.
Снаружи было опять-таки мерзко. Проехала телега, на ней лежали пятеро раненых, один громко, нудно стонал, другой, сидя на краю, смотрел куда-то вниз и бережно придерживал на коленях левой отсеченную под локоть правую руку. Обрубок был стянут чёрной верёвкой и обляпан смолой. Вслед за телегой быстро прошёл эльф, не по-эльфийски брызгая по грязи высокими сапогами. Гарав начал с Фиона — совершая уже абсолютно привычные движения и не позволяя себе раскисать, чего очень хотелось. Главное — всё делать методично и ни о чём не думать, тогда получается само собой…
От рук пахло кровью, он специально как следует огладил ими конские бока — пусть пахнут потом.
Но кровью пахло всё равно. А поодаль кружились вороны — много, десятки, они кружились и опускались с карканьем и шумом, как уродливые огромные хлопья пепла после пожара…
…Когда оруженосцы, сделав все нужные дела, наконец помогли друг другу стащить доспехи и разделись по-настоящему — Гарав горько захихикал.
Да, доспехи защищают. Конечно. От многого. Но если тебя бьют по щиту — на руке будет синяк. Будет, даже если ты Илья Муромец. А если тебя тридцать минут лупили острыми железками и тяжёлыми палками по всему телу, стараясь при этом не очки заработать, а незамысловато убить…
В общем-то, Гарав знал это уже давно. Но сейчас всё выглядело особенно роскошно.
После короткого спора мальчишки решили, что шедевр красоты — на спине у Фередира, где отчётливо и очень красиво отпечатался рисунок кольчуги — после удара чем-то, чем — он не помнил. У Гарава самым серьёзным повреждением было явно сломанное слева ребро; кто и когда его этим наградил — тоже не помнилось. «Желающих было много», — как философски заметил пострадавший, вызвав одобрительные кивки Фередира.