Кони чувствовали себя великолепно. Ни Эйнора, ни Фередира Гарав не нашёл и не особо огорчился — отправился на конюшню и помиловался с Хсаном, не забыв и Фиона с Азаром. А потом просто побрёл куда глаза глядят, насвистывая и отвечая кивками и улыбкой на приветствия встречных эльфов, которым, казалось, и дела нет до того, что на другом берегу Буйной, совсем недалеко от них, стоит вражеская армия. То есть им совершенно было на это наплевать!!! Даже меча ни у кого на поясе нет, а вчерашние «рыцари» — приснились, что ли?..
Между прочим, допрос в башне продолжался, как выяснилось, аж полдня, Гарав сообразил это, когда вышел наружу и увидел солнце, давно перелезшее через зенит. Ещё он ощущал голод — совершенно явственный. Ноги вынесли его на берег реки, и он уже совсем было решил просто-напросто спросить у первого же эльфа, который попадётся следующим, где тут можно поесть, когда…
— Ai!!! — услышал Гарав звонкий выкрик, потом — плеск и смех. Он свернул к краю тропы, по которой неспешно шагал, и неожиданно для себя увидел короткий крутой спуск, а ниже — пляж с полоской золотистого песка. Бруинен в этом месте делал широкую петлю и обретал спокойствие — открывался широкий неглубокий плёс, весь в солнечной ряби. А на пляже купались с дюжину… эльфёнков? Эльфят? Гарав улыбнулся и перестал искать «правильное» название. В конце концов, они практически ничем не отличались от красивых человеческих детей. Даже глазами. Особенно глазами. В глазах взрослых эльфов — пусть на самом дне, но неизбежно — была печаль. Эйнор объяснил это как-то — мол, за эльфом стоит память не только его длинной и не всегда счастливой жизни, но и то, что к людям приходит лишь во сне — память всех прошлых воплощений. Для эльфа это не сон, а его собственные воспоминания, которые приносит из прошлых жизней телу-хроа вселяющийся в него дух-фэа. Да уж, тут поневоле загрустишь, под таким грузом… Но приходит эта печальная память не сразу, постепенно, десятилетие за десятилетием. Может, потому так долго у эльфов длится детство. И поэтому глаза их детей похожи на глаза детей человека… нет, на то, какими должны быть глаза детей человека: в них лишь наивное чистое веселье и неуёмная жажда знания. Должны быть — но редко бывают… Очень редко.
Гарав уже видел здесь эльфийских детей. Правда, их было очень мало в Раздоле. Едва по одному на полсотни взрослых эльфов. И сейчас, наблюдая за тем, как под восторженные вопли тех, кто помладше, четверо мальчишек примерно лет по десять-двенадцать (ха-ха, Гарав, как тебя обманывают твои зоркие глаза — по сто? По сто двадцать?) играют в «колесницу» — сцепившись руками намертво, носятся по песку трое, четвёртый удерживается на их спинах, переступает, раскинув руки и покрикивая весело: «Ai!!! Ai!!! Ai!!!» Так вот, сейчас Гарав вдруг ощутил тяжёлый толчок тёмной злости. Нет, не на них, не на эльфов — нет! Наоборот!!! Ну почему, почему, скручивая злость в тугой тоскливый комок, подумал мальчишка. Почему нас —