— Кем вы так залюбовались, господин художник?
Зигфрид мгновенно открыл глаза, обернулся. Шкловский отодвинул его, сам прильнул к «глазку» и стал смотреть в зал. Потом оторвался и быстро взглянул на Зигфрида. Но перед ним уже стоял Сергей Ларский, добрый малый, не привыкший обременять себя проблемами, предпочитающий жить одним днём, желая вкусить как можно больше удовольствий. Ему приходилось так играть в жизни, что, пожалуй, не всякий артист справился бы с такой ролью.
— Разве вы не заметили в третьем ряду бургомистра с девушкой? Чудо как хороша!
— Да? — удивился Шкловский и вновь прильнул к «глазку». — В самом деле, хороша. Кто это? Ваша знакомая?
— Сожалею, господин Шкловский…
— Да, жаль, конечно, что не знакомы. А вы можете оказать мне услугу?
— Какую?
— Господи! Ну, узнать, кто эта девица.
— Попробую сделать это для вас.
В конце антракта Шкловский вновь подошёл к Зигфриду:
— Ну как?
— Вы решили меня разыграть? — Зигфрид придал голосу оттенок некоторой небрежности.
— То есть?
— Все знают, что бургомистр в театре с сестрой жены. Неужели вы с нею не знакомы?
— Представьте, не знаком… А у вас неплохой вкус, господин художник. Хотите приволокнуться за родственницей бургомистра? Но берегитесь: во мне вы найдёте соперника.
— Что ж, всегда приятно иметь дело с достойным соперником, господин Шкловский. Но это вы берегитесь: уже поднимают занавес!
Принимая шутливый вызов Шкловского, Зигфрид не исключал возможности поближе с ним познакомиться. Кто знает, может, с его помощью удастся приблизиться к немецкой разведке. А если Шкловский прощупывает его как очередного в списке подозрительных, то тоже не мешает свести с ним более близкое знакомство, чтобы легче было отвести подозрения. Во всяком случае, Шкловский сам «наводит мосты», и надо пойти ему навстречу, разумеется, с предельной осторожностью. Заодно и выведать, не связано ли это как-нибудь с Гухом (или Рухом?). А может быть, Шкловский уже давно «пасёт» его?
Зигфрид припомнил, как в один из первых сентябрьских дней Шкловский явился за кулисы и обратился к ведущей актрисе, говоря громко, явно рассчитывая на близко стоявшего помощника художника:
— Фрау Луиза, вы просто восхитительны! Я готов вознести вашу славу на вершину Эльбруса!
— О, это так высоко, господин Шкловский, — не растерялась примадонна, — вам понадобятся ледорубы.
— Не понадобятся, — парировал Шкловский. — Ещё двадцать первого августа отряд горнострелковой дивизии «Эдельвейс» проложил горную тропу к южному склону Эльбруса, и мы с вами можем пойти по этой проторённой дороге. Минуем перевал Хотю-Тау, отдохнём на базе «Приют одиннадцати» и поднимемся на самую вершину, где уже развевается немецкий флаг. «Покорённый Эльбрус венчает конец павшего Кавказа»! Увы, последняя мысль принадлежит не мне, а нашему уважаемому министру Геббельсу. Вы готовы преодолеть вместе со мной этот дикий Хотю-Тау?