Шеф полиции и майор, оба бледные, давали интервью Эбби Тернбулл прямо из машины. Эбби приходилось задавать вопросы через окно. Едва мы вышли за ворота, как Эбби забыла про шефа полиции и метнулась к нам.
Марино отразил атаку сухим «без комментариев» — Эбби, дескать, не дура, пускай придумает что-нибудь сама, ей за это деньги платят.
Детектив шагал широко, и мне было даже уютно в его тени.
— Нет, ну что за дерьмо? — возмущался он, хлопая себя по карманам в поисках сигарет. — Дурдом.
Дождь приятно холодил лицо. Марино придержал дверцу автомобиля. Я включила зажигание. Он наклонился ко мне и ухмыльнулся:
— Осторожней на дороге, док.
Белый циферблат, как полная луна, висел над темным куполом вокзала, железной дорогой и эстакадой. Огромные ажурные стрелки остановились лет сто назад, одновременно с последним пассажирским поездом — на дальней окраине Ричмонда, у морга, всегда было 12:17.
Здесь действительно будто бы остановилось само время. Это был нежилой район — все дома запланировали под снос. День и ночь грохотали машины и поезда: я привыкла к грохоту, как привыкают к шуму моря. Вокруг в полной темноте простирались загаженные пустыри. Добрые люди сюда не заходили, разве что случайно проезжали мимо.
Белый циферблат следил за мной, пока я подъезжала к моргу — следил совсем как белое лицо из моего сна.
Пахло сырым железом. Я припарковалась у свежеоштукатуренного здания морга — последние два года я бывала здесь каждый день. У морга уже стоял серый «плимут» Нейлза Вандера, специалиста по дактилоскопии, — Нейлз, как и я, ездил на служебной машине. Я позвонила ему сразу после того, как Марино сообщил мне о происшествии. Из-за последних убийств нас, криминалистов, вытаскивали из дома в любое время дня и ночи, но Вандер, в отличие от меня, получив информацию об очередном удушении, должен был ехать прямо в морг. Сейчас он находился в рентген-кабинете — очевидно, налаживал аппаратуру.
Свет из окна косыми лучами падал на асфальтированную дорогу. Подъехала «скорая», из нее вылезли двое санитаров с носилками. Скучать не приходилось даже ночью — всех, кто умер насильственной смертью, или внезапно, или как-то подозрительно, отправляли к нам, не дожидаясь, когда наступит утро или закончатся выходные.
Санитары явно не рассчитывали увидеть меня в такую рань. Я распахнула дверь холла.
— Что это вы ни свет ни заря на работе? — поздоровался один. Другой кивнул на носилки с трупом:
— Самоубийство в Мекленбурге. Парень бросился под поезд. Запарились его с рельсов соскребать.
— Остались от козлика рожки да ножки…