Гостиная оказалась проходной. Вторая дверь вела в коридор, по правой стороне которого располагалось несколько жилых комнат, а по левой — кухня: именно там юный офицер и Марино допрашивали сейчас молодого человека — по всей видимости, мужа убитой.
Я невольно отметила про себя, что на столешнице не было заметно ни единого пятнышка, что электрический чайник и микроволновка оттенка «цветущий миндаль» (так его называют в каталогах) явно подбирались в тон линолеуму, тоже очень чистому, что бледно-желтые занавески гармонируют с бледно-желтыми же обоями. Но прежде всего мое внимание привлек стол: на нем лежал выпотрошенный полицией красный нейлоновый рюкзак. Содержимое валялось тут же: стетоскоп, фонарик-авторучка, пластиковая коробка, в которой погибшая, вероятно, носила завтрак, и последние номера журналов «Энналс оф седжэри», «Лансет» и «Джорнэл оф траум». Эти-то вещи несчастной добили меня окончательно.
Марино сначала неприязненно взглянул в мою сторону и лишь потом представил Мэтту Петерсену, мужу убитой. Петерсен скрючился в кресле и, казалось, был безутешен в своем отчаянии. Не каждый день встретишь такого красавца — стройный, худощавый, широкоплечий брюнет, кожа гладкая, загорелая, лицо безупречно тонкое, почти порочное в своей прелести. На Петерсене были белая рубашка поло и бледно-голубые джинсы, но эта простая одежда только лишний раз подчеркивала, насколько он хорош собой. Петерсен уставился в пол, сцепив пальцы на коленях.
— Это все принадлежит убитой? — Вопрос был отнюдь не праздный — вдруг это муж занимался медициной?
Марино кивнул.
Петерсен медленно поднял глаза — они оказались синими. Видно было, что он недавно плакал. Кажется, до него только теперь дошло: приехала доктор. В глазах промелькнуло нечто похожее на облегчение, даже на надежду — доктор все объяснит, доктор скажет, что Лори почти не мучилась.
Явно плохо соображая, Петерсен забормотал:
— Я ей вчера вечером звонил. Она сказала, что будет дома где-то к половине первого. Что у нее дежурство в больнице. Я приехал, смотрю, света нет, думал, она спать легла. Я дверь сам открыл… — Тут голос у него задрожал, сорвался. Петерсен стал ловить ртом воздух. — И я зашел в спальню… — Синие глаза наполнились слезами. — Умоляю вас, — теперь он обращался лично ко мне, — умоляю вас, не показывайте ее никому. Я не хочу, чтобы ее видели такой…
— Мистер Петерсен, нам необходимо осмотреть тело вашей жены, — сказала я как можно мягче.
И вдруг убитый горем Петерсен шарахнул кулаком по столу.
— Да знаю я! Я имел в виду всю эту шайку! Копов и всех прочих! Сейчас налетят, как стервятники, начнут фотографировать, потом в новостях покажут. — Крик пресекся, теперь голос Мэтта дрожал: — И какой-нибудь козел будет жрать пиццу и пялиться на мою Лори, мать его так!